* * *
Президент Независимой демократической народной республики Такар Муххамед Аль-Самоди очень любил сладкое. И никакие потрясения этого бренного мира не могли оторвать его от куска торта с марципанами. Для того чтобы почаще радовать правителя, в его дворце содержался целый штат поваров. А все ингредиенты доставлялись из Европы — местным продуктам президент не доверял.
Если торт оказывался слишком сладким, его создатель мог не просто лишиться работы, а даже попасть в тюрьму. Но в этот раз повара сотворили настоящий шедевр кулинарного искусства. И Аль-Самоди с удовольствием его уплетал, запивая жасминовым чаем.
Как обычно во второй половине дня, он перекусывал в Желтой столовой. В последнее время президент иногда изменял своим выработанным годами привычкам, и поэтому пил чай в Зеленой столовой, или в Бархатной, или даже в Мраморной. Столовых с разными интерьерами во дворце было семь. Но в этот день он выбрал именно Желтую, согласно традиции.
А в это самое время этажом ниже, в Зале Советов, собралась вся элита Такара. На три часа дня было запланировано экстренное заседание. Но, поскольку торт оказался очень вкусным, оно не началось даже в полчетвертого.
Военные с генеральскими лампасами, чиновники в строгих европейских костюмах и даже известный религиозный деятель в традиционной мусульманской куфии терпеливо ждали, пока Аль-Самоди доест. Ни один из них даже намеком не осмелился выразить возмущение. Они знали, что недовольство поведением правителя чревато потерей всего — не только хлебного места, но и той части тела, которой этот хлеб кушают.
Между тем повод для экстренного совещания был вовсе не пустяковый. В стране нарастали волнения, и президентское кресло под Аль-Самоди начало шататься — впервые за сорок два года его правления.
Каждый из высоких чиновников прекрасно понимал, что происходит в Такаре. Но никто из них не выражал свои мысли вслух. Потому что все знали: стоит сказать пару лишних слов за кальяном, и уже завтра за тобой приедут. Причем сдаст тебя не кто иной, как твой старинный приятель и коллега.
Наконец, массивная кедровая дверь Зала Советов открылась, и на пороге появился сам великий правитель. Весь его вид выражал удовлетворение. Губы все еще оставались жирными, а на подбородке застряла крошка от торта.
Аль-Самоди был одет, как всегда, в свой полувоенный френч светло-бежевого цвета. Этому стилю президент не изменял все четыре с лишним десятилетия своего правления. И если бы рядовые жители Такара увидели его без френча, то самые впечатлительные могли бы умереть от инфаркта — столь велико было бы их удивление.