— Как не имеет? — вскричал американец. — Я же… вот есть документы.
Он вытащил из папки какой-то лист. Его верхушку украшала шапка фирменного бланка.
— Да, филиал действительно существовал здесь еще пару лет назад, но его пришлось закрыть, когда грянул кризис, — продолжил водитель. — Но вы не волнуйтесь, это дело поправимое.
Кистофф, однако, заметно волновался.
— Вот ваш билет на рейс в Тольятти, — сказал водитель, протягивая ему распечатанный на принтере лист. — Вылет в четырнадцать двадцать. То есть через семнадцать минут.
— Но… мы же не успеть.
— И очень хорошо. Сейчас вы можете позвонить в аэропорт и сказать, что застряли в московской пробке. Стоите в такси на Садово-Каретной. Все звонки там записываются, и если кто-то заинтересуется вашей персоной… Короче, вы сможете легко отвести от себя подозрения. Алиби железное, комар носу не подточит.
«А все-таки они профессионалы, — признал Кистофф, набирая номер аэропорта. — Но контроль необходим даже и за ними».
— Кстати, давно хотеть вас спросить, — поинтересовался Джон, когда дело уже было сделано. — А откуда есть этот ваш… псевдоним? Ну, Фред.
— А если я скажу, что это — военная тайна, вы на меня обидитесь?
— Нет, что вы! — воскликнул Кистофф. — Это есть такой… как это будет? Любопытство, да? Но если тайна, то…
— Да ведь проблема в том, что тайны никакой нет, — водитель искоса взглянул на него. — Я взял его от балды. Знаете такое выражение? Нет? Ну, объяснить его очень сложно…
Солнце немилосердно припекало. Правая рука, попавшая под тяжелое тело, затекла и отказывалась подчиняться. Где-то на самом краю сознания непрерывным гулом гудели голоса.
Шрулик лениво потянулся и осторожно приоткрыл глаза. Как и следовало ожидать, ничего хорошего он не увидел. И поэтому попытался снова погрузиться в сон.
Но увы — опоздал. По своему опыту Шрулик знал, что спасительный сон больше не будет ему дарован.
Голоса тем временем обретали мощь и визгливость. Шрулику казалось: кто-то открыл его черепную коробку и кричит прямо туда — будто в канализационный люк.
— Валяется тут всякая пьянь, мать твою! — жаловалась одна бабушка другой.
— И не говори, Марь Сергеевна! Развелось тут их столько, что проходу не дают. Никакого житья от этих алкашей.
— И куда, скажите мне, милиция смотрит! Нас за семки вон как гоняют, а эти творят что хотят.
— Вон, посмотри, молодой еще парень! А работать, поди, не желает!
— Да зачем ему работать-то! Пусть старушки работают. А он у мамки пенсию отберет, глотку зальет — и доволен!
Шрулик снова потянулся. Двигаться ему очень не хотелось. Но громкость голосов увеличивалась. Бабушки постепенно входили в раж. Значит, их нужно было срочно успокоить.