Откуда ни возьмись появилась огромная толпа каких-то людей, наряженных невесть во что. Они кричали, пели дурными голосами, свистели и дудели.
Вслед за этой процессией по Фридрихштрассе катился автобус с огромными колонками. Из динамиков доносился чей-то визгливый голос: «Мы против дискриминации!»
И тысячи глоток скандировали: «Мы против дискриминации!»
Когда как раз напротив столика Глеба остановилась парочка молодых людей, которые начали страстно целоваться, он, наконец, понял, что стало причиной шума. Судя по всему, Сиверов стал невольным свидетелем очередного гей-парада.
— Я тоже против дискриминации! — проворчал Слепой. — Мне хочется смотреть на синее небо, а не на ужимки двух педиков.
Последние в свою очередь перешли к более жарким страстям. Один из них засунул руку в шорты своего возлюбленного, а затем спустил их и стал на колени.
Слепой думал было подойти к ним и попросить найти более подобающее место для орального секса, чем центральная улица Берлина. Но решил, что влезать в какие-то мелкие скандалы сейчас не время: всего через сорок минут у него было назначено важное деловое рандеву.
Поэтому Слепой просто отвернулся к реке и старательно делал вид, что не замечает всего происходящего вокруг него.
Он умел направлять свои мысли в нужное русло и отключаться от постороннего шума в любой ситуации. В этом случае такое умение было особенно важным.
Но Глеб не долго пребывал в состоянии забытья. Ему пришлось очнуться. Кто-то настойчиво дергал его за плечо.
— Эй, краса-вчик! — услышал он над ухом. — Чего скучаешь? Пойдем с нами, будем веселиться.
Бесформенный дядька с ярко-розовой шевелюрой бестактно подсел к нему за столик.
— Простите, это место занято, — ровным голосом сообщил ему Глеб.
— Ты уже нашел себе друга на вечер? — огорчился приставун. — Ну ладно, тогда хорошего секса.
Пренебрегая манерами, Слепой сплюнул прямо себе под ноги. И тут же место толстяка занял худощавый юноша с кучей сережек во всех частях тела.
— Привет, какие планы на вечер? — заверещал он странным голоском.
— Сейчас я отправлюсь в церковь на вечерню, потом у меня будет всенощная, а когда она закончится, помолюсь Иисусовой молитвой, — объяснил ему Глеб.
Парень вытаращил на него глаза, пытаясь осознать сказанное. Он даже представить себе не мог, что кто-то еще ходит в церковь.
Когда третий ухажер нагло обнял Слепого за плечи и попытался поцеловать, тот едва сдержался, чтобы не врезать ему в челюсть. Но такой поступок в Берлине явно бы не оценили. Слепого назвали бы гомофобом и, скорее всего, посадили бы в тюрьму. А это в его сегодняшние планы не входило.