Счастливая «мадам» помчалась к Питу. Бросилась ему на шею, осыпала благодарными поцелуями. И вдруг почувствовала, как он напрягся. Отстранилась в недоумении.
– Ты уверена, что это мой ребенок? – холодно спросил Пит.
Фира вскинула на него полные обиды глаза.
– А разве это имеет значение?
– Для меня – да. Мне уже за пятьдесят.
– Да и мне не восемнадцать. – У Фиры задрожали губы. – Я знаю, что это твой ребенок. В последнее время я практически не спала с Виктором. Да дело даже не в этом. Мне помогла забеременеть моя любовь к тебе, Пит. Я благодарна тебе… Ты сделал меня настоящей женщиной.
Пит смутился.
– Прости меня, Фира. Я сделаю все, чтобы ты выносила и родила нашего ребенка.
Радость не всегда приходит одна. Частенько рука об руку с ней приходит большая беда…
На сроке в семь месяцев Фиру стали беспокоить сильные боли в пояснице. Наблюдавший ее врач не смог выяснить причину и назначил рентген.
– Не беспокойтесь, – сказал он, – ребенку от этого вреда не будет.
Когда доктор смотрел снимки, Фира увидела, как он побледнел, рука его дрогнула. Он сел рядом с Фирой, взял ее ладонь в свои руки.
– Вы сами врач, Фира Яковлевна, я не считаю вправе скрывать это от вас. – Он вновь взял снимок.
– Говорите… – прошептала Фира непослушными губами. – Опять она?
– Да, коллега. Рецидив. Вы не ударялись, не падали?
Фира кивнула:
– Незадолго до беременности. Травма больной ноги.
Доктор задумался, потом предложил:
– Оставлять беременность опасно для вас. Девочка уже вполне жизнеспособна…
– Кесарево сечение? – Фира ни секунды не колебалась. – Да, назначайте день.
Фира прекрасно понимала, что времени у нее остается очень немного. А сделать нужно очень многое. Главное – обеспечить будущее детей. Виктору придется взять все заботы о них на себя. Конечно, она скроет, что третий ребенок не его, возьмет этот грех на себя. Впрочем, может быть, впоследствии лучше будет отдать и Тома, и малышку Питу. О Лизе она не печалилась – почти взрослая девушка, по-прежнему далекая от нее.
Да, кошечка… На все четыре лапы… Но не с такой же убийственной высоты!
Впрочем, Фира, генетически впитавшая от своих еврейских предков силу выживания, запас терпения и реальный оптимизм, не запаниковала, а трезво оценила то, что она уже не успеет сделать, и то, что сделать ей совершенно необходимо. Сейчас ее волновала не собственная участь, а судьба ее детей…
Когда Виктор пришел к ней в больницу, в несвежей рубашке, какой-то мятый, сердце сжала печаль. У него ведь никого не осталось из родни, только Фира. И ее скоро не будет. Фира решала не говорить ему пока о своей главной беде. Последней беде в ее жизни.