Разгром новгородцев был полный. Торжок открыл свои ворота, отдаваясь на милость победителей, и милость эта была весьма сурова. Михаил заковал в железа и мятежного Федора Ржевского, и брата Юрия Московского Афанасия, и дюжину видных новгородских бояр. Почти вся верхушка вольного города осталась лежать в февральских снегах, порубанная в сече. Великий город обязался выплатить пять тысяч гривен отступного, а Торжок великий князь хладнокровно отдал на разграбление татарам и своим воинам.
Ратники хвастались добытым добром и пленниками. Менялись друг с другом либо продавали ненужное тут же на торгу. Разбогатели все и не стеснялись награбленного: во все века воинов кормили сила и грабеж.
Поделились и с Пименом. Ивану же без обиняков говорили, что доставленная в целости справа Семена вполне оправдывала пролитую кровь:
– Слышь, Ванька! Тут купец один спрашивал, не хочешь ли ему бронь и меч продать? Хорошую цену дает!
– Нет. Себе оставлю, отцову верну. Пущай с нею делает что захочет.
Юрко не раз с завистью ощупывал работу шведских мастеров.
– Знатная работа, дорогого стоит! Такую только из твоего самострела пробьешь, да и то вблизи. А вот меч по моей руке тяжеловат, я бы продал. Сабля посноровистее будет.
– Обвыкну! Продать недолго. Татары сильно зорят?
– Не приведи Господь! Всю округу пусту сделали. Теперь их никакой грамоткой уже не окоротишь. Теперь их только весна проводить может, талых вод испугаются, нехристи. Слышно, некоторые уже назад начинают заворачивать, на Москву и Коломну правятся.
– Они по пути дел наделают немало. Теперь для них союзных боле нету, есть только быдло человеческое, только неверные. Упаси Христос, чтоб рядом с Тверью не вертались!!
Лишь на второй неделе Иван смог сесть в седло и шагом проехать по покоренному и опустевшему Торжку. Буйство победителей прекратилось: грабить было уже некого и нечего. Не попавшие в полон успели убежать в леса и болота, остальные брели в далекую и неведомую Орду, падая на дорогах и замерзая от холода и недокорма в ночлежных сараях.
Радости парню эта первая поездка не доставила, в памяти всплыл Зубцов. А ведь так татарская воля могла пройти и по родному гнезду!..
Он попытался выяснить, не оказался ли в тверском полоне Онуфрий. Вопросил об этом даже Василия, сообщив, что Алена осталась вдовой. Знатный новгородец нашелся, но за смерть Семена боярин еще больше охладел к Ивану. Сильные мира того по-своему смотрели на такие вещи. Можно было полонить – пошто не имал? Ведь в другой раз ты сам мог остаться на грани жизни либо смерти.