Ломандра содрогнулась. Слова хлынули с ее губ, прежде чем она успела подумать, как ей ответить.
— Королева задержит его. Мы с ней отравили тебя. Ты потеряешь ребенка и умрешь.
Она почти не видела девушку — лишь размытое белое пятно там, где она лежала. Она не проявляла никаких признаков боли или страха, зато Ломандру скручивало ужасом.
— Я все понимаю, Ломандра. Ты выполнила приказ королевы, теперь ты должна помочь мне.
— Я? Я же не повитуха…
— Ты сможешь.
— Я ничего не сумею. Я только наврежу тебе.
— Ты уже мне навредила. Это сын Повелителя Гроз. Он появится на свет живым.
Внезапно тело Ашне'е выгнулось в неудержимом спазме. Она испустила безумный, совершенно животный крик, такой протяжный, нечеловеческий и отчаянный, что Ломандра сначала даже не поняла, кто издал его. А потом, желая лишь убежать из этой комнаты куда глаза глядят, она вместо этого подбежала к девушке.
— Сними кольца, — выдавила Ашне'е. Ее губы, борющиеся за каждый вздох, свело трагической гримасой, а глаза над ней казались черными и пустыми, как стекло.
— Мои… кольца?
— Сними кольца. Тебе придется сунуть руку внутрь, нащупать головку ребенка и вытащить его наружу.
— Я не могу, — простонала Ломандра, но какая-то сила хлынула в ее душу, совершенно подавив волю. Кольца сверкающими искрами слетели с ее пальцев, включая те камни, которыми ее купила Вал-Мала. Она обнаружила, что нагнулась, принимаясь за работу, как последняя крестьянка, ощутила, как вся ее поза и существо изменились. Они принадлежали не ей, а кому-то бесцеремонному, умелому и безразличному, а придворная дама, объятая ужасом и отвращением, сжалась до скулящего крохотного комочка где-то глубоко внутри этого нового существа.
Под ее руками хлюпала горячая кровь. Девушка не кричала и не извивалась, лежала совершенно тихо, будто совсем ничего не чувствовала.
В узкие ладони Ломандры скользнула бронзовая головка, мелькнуло сморщенное страшненькое личико новорожденного, потом появилось тельце, соединенное с матерью пульсирующей пуповиной. В колышущихся сумерках Ломандра увидела, как девушка подтянулась, ухватилась за пуповину, перевязала ее и перегрызла, точно волчица Равнин.
Младенец немедленно разразился воплем. Он вопил так, словно злился на несправедливый и грубый мир, в который его вытащили, — еще недоразвитый, полузародыш, слепой и бессмысленный, но все же осознающий ту агонию и боль, через которую прошел и которая еще предстояла ему в жизни.
— Это мальчик. Сын, — выговорила Ломандра, закрыла глаза, и на ее окровавленные руки закапали слезы.
Врач поспешил во Дворец Мира с первым прохладным вздохом зарождающегося дня.