Это не только описание картины, но раскрытие эстетики художника, с утверждением индвидуальности модели, с подражанием природе, основе классического стиля, когда нет места аллегории, но мы видим, как увлеченно работал над портретом художник, что прослеживает Вазари: «Ресницы, сделанные наподобие того, как действительно растут на теле волосы, где гуще, а где реже, и расположенные соответственно порам кожи, не могли бы быть изображены с большей естественностью. Нос со своими прелестными отверстиями, розоватыми и нежными, кажется живым. Рот, слегка приоткрытый, с краями, соединенными алостью губ, с телесностью своего вида, кажется не красками, а настоящей плотью. В углублении шеи, при внимательном взгляде, можно видеть биение пульса».
Здесь «богословием в красках», конечно же, и не пахнет, да и резать по живому – не способ изучения произведения искусства.
На этом Вазари не останавливается, превзойдя самого себя в конкретности рассказа: «Между прочим, Леонардо прибег к следующему приему: так как мадонна Лиза была очень красива, то во время писания портрета он держал людей, которые играли на лире или пели, и тут постоянно были шуты, поддерживавшие в ней веселость и удалявшие меланхолию, которую обычно сообщает живопись выполняемым портретам.
У Леонардо же в этом произведении улыбка дана столь приятной, что кажется, будто ты созерцаешь скорее божественное, нежели человеческое существо; самый же портрет почитается произведением необычайным, ибо и сама жизнь не могла бы быть иною».
Слова «скорее божественное, нежели человеческое существо» – это тоже относится к эстетике ренессансных художников, которые человека в его достоинстве пытались поднять до ангелов и даже Бога. В том же смысле далее у Вазари: «Благодаря совершенству произведений этого божественного мастера, слава его возросла…»
В отличие от портретов знатных дам у Моны Лизы нет никаких украшений (у супруги купца они, конечно, были), волосы словно не убраны, – естественная ценность молодой женщины, даже не из знати, как и природы за ее спиной, – вот что занимает художника в полном соответствии с эстетикой Ренессанса, в которой чисто человеческое предстает как нечто божественное. Это высота ренессансной классики. Это и есть, если угодно, постигнутый код да Винчи. И Микеланджело. И Рафаэля.
Мона Лиза для Леонардо – интимно близкий человек, случай для него исключительный, никто из светских дам не станет позировать день за днем в течение трех-четырех лет, тем более из дам, привлекших внимание Джулиано Медичи, здесь явно другая история, история любви художника на склоне лет, ему 52-56, он все очень красив и полон сил, Моне Лизе около 30. Эту историю Леонардо разыграл всячески, с места действия, и мне ничего не нужно было выдумывать, как воспроизвести ее в нескольких эпизодах.