Иногда он до того настырно канючил, что его брали на локомобиль, идущий на юг, до Пула или до Боурн-Маута — через Бридпорт и Уэй-Маут, или же на запад — в Иску, в Линдинис. Однажды он доехал до самого Лондониума, побывал и в Камулодунуме — опять-таки на северо-востоке. «Буррели», «клейтоны» или «фоденсы» лихо пожирали мили, и было несказанно приятно сидеть поверх груза на какой-нибудь платформе в хвосте одного из этих видавших виды поездов; оттуда казалось, что до посвистывающего и поплевывающего паром локомобиля не меньше полумили. Джесс опрометью мчался к сборщикам дорожной пошлины, расплачивался с ними и задерживался, чтобы помочь им спустить за поездом полосатый красно-белый шлагбаум, а потом на ходу вскакивал на подножку последнего вагона. Ему помнился лязг множества колес, густые клубы пыли, которая поднималась из разбитой колеи. Слой пыли лежал на обочинах и на ближайших живых изгородях, и дороги казались белыми шрамами на лице земли. А какие диковинные ночи он проводил вдали от дома, сидя молчком где-нибудь в уголке таверны, покамест отец бражничал! Порой у Илая случались припадки хандры, тогда он подзатыльниками отсылал сына наверх — спать; в хорошем же расположении духа он становился говорлив, засиживался допоздна, травил байки про то, как он сам был мальчишкой и как у тогдашних локомобилей впереди, перед паровым котлом, были оглобли, в которые впрягали-де лошадей. В восемь лет Джесс уже работал тормозным кондуктором, а в десять ему позволяли управлять локомобилем во время поездок на небольшие расстояния. Когда его наконец отослали в школу, то это было целой трагедией.
Знать бы, что думал Илай, посылая его учиться. Должно быть, родитель сказал что-то вроде: «Пущай поднаберется знанья. Это, скажу я вам, штука не без надобности…» Джесс хорошо помнил свои ощущения — как он бродил по саду за домом, глядя на гнущиеся под тяжестью мирабели ветки старых деревьев, приземистых и разлапистых, лазить по ним было одно удовольствие. А яблок-то, яблок— и бремлиевка, и лейновка, и хейливские оранжевые; груши Коммодор висят словно толстокожие бомбочки на фоне стен нежного колера — благодаря сентябрьскому солнышку. Прежде Джесс всегда помогал снимать урожай в саду, а теперь вот — баста. Его братья научились читать, писать и считать в крохотной деревенской школе, на том и закончилось их образование; а Джесса отправили сперва в Шерборн, потом в колледж старинного университетского города. Он прилежно изучал языки и естественные науки и справлялся неплохо; однако ему постоянно было как-то не по себе. Только годы спустя он сообразил, чего ему не хватало — руки тосковали по смазанной стали, ноздри маялись без запаха локомобильного пара. Он собрал пожитки, вернулся домой и стал работать простым буксировщиком, на что Илай ни слова не сказал. Ни похвалы, ни ругани. Джесс тряхнул головой. Подсознательно он всегда точно знал, к чему у него душа лежит. Он был прирожденным буксировщиком — подобно Дикону, подобно Тому, подобно старому Илаю. В этом заключалось все, и этого для него было вполне достаточно.