Фил поник, замер, уставившись остекленевшим в ожидании взглядом на пол под ногами.
— Прощай, Фил.
Сидящий вздрогнул, словно вместо «прощай» получил пулю, которой ожидал с таким страхом. Всхрапнул что-то неразборчивое.
Тони кивнул, не глядя на свою несостоявшуюся жертву.
— У тебя максимум час, Фил. Через час тебя не должно быть в городе.
— А?.. Да, я понял. Да.
Тони снова кивнул и быстро пошёл к выходу из кабинета. Остановился перед чёрной дверью, чтобы погладить пальцами бронзовую витую рукоять.
Он не услышал, как глухо, почти неслышно стукнул ящик стола. Как сухо щёлкнул курок «Ругера».
— Тони, — позвал Фил.
— М? — Тони отпустил ручку, повернул голову чуть назад. Ящерица на его щеке шевельнула хвостом — это прокатился под щекой желвак.
— Спасибо тебе, — сказал Фил.
И нажал на спуск…
Через полтора часа он задумчиво смотрел на скрывающиеся за горизонтом городские огни, через окно «Боинга», который уносил его по дождю во Франкфурт. И никак не мог избавиться от вони дешёвого вьетнамского табака, пропитавшей пиджак — от этого запаха прошлого, которое он убил сегодня во второй, кажется, раз.
Мы живем в странном мире — вместо того, чтобы провести остаток воскресенья дома, перед телевизором с банкой «семерки», собираешься и прешься в трамвае на другой конец города. На экране уже закончились титры, и идет фильм: ветер колышет алые розы у белого штакетника на синем небе, а ты подходишь к окну и выглядываешь на улицу. Утром ветер гнал над городом тяжелые свинцовые тучи, шел нудный осенний дождь. Теперь он кончился, но спустился туман, медленно затянул двор, кусты, детскую площадку под окнами. Возле качелей, на куче чернозема, валяется желтый пластмассовый клоун в колпаке, с улыбкой во все лицо, и нет сейчас ничего бессмысленнее этой улыбки и того, что нужно выйти в холод и туман.
А все потому, что позвонила Алена. Я делал у нее ремонт года три назад, и теперь она обращается ко мне по мелочам — повесить зеркало, установить карнизы для штор или рейлинги на кухне. Последний раз мы виделись весной — я поставил ей новый смеситель в ванной, и с тех пор она не звонила. Она не слишком часто меня беспокоит. Да и сейчас я не собирался никуда идти, вряд ли что-то срочное, а вторник у меня был почти свободен. Оказалось, что срочное. Захлопнулась дверь. Да, сама. Да. Нет, она уже пробовала, ключом не открывается. Нет. Она в этом ничего не понимает, но в спальню попасть не может, а там все — компьютер, диссертация, кот. Ей ужасно неудобно беспокоить меня, но если бы я мог…
— Хорошо, Алена Ивановна, — говорю, — но я буду только часа через два.