— Сколько вы еще пробудете в Москве?
— Неизвестно.
— То есть как это неизвестно? — сразу же насторожился Хэншел. Насколько мне помнится, вы прямо-таки жаждали остаться здесь еще на некоторое время.
— Пока все висит в воздухе. Вопрос решается сегодня.
— Ну и ну! Так вы на это и намекали, когда говорили вчера, что столкнулись с бюрократической волокитой?
— Примерно.
— Весьма странно. За кого они вас, собственно, принимают?
— Не торопитесь с выводами, Леонард. Пока речь идет лишь об оттяжке решения, только и всего.
— Что ж, интересно, чем это кончится. Да, кстати, — продолжал Хэншел небрежно, — кто та очаровательная дама, с которой вы видели меня вчера? Я бы хотел знать о ней подробнее.
— Я вам позвоню попозже, — сказал Ник. — Сейчас я страшно занят.
Хэншел рассмеялся.
— Бог ты мой, какой вы собственник! Что она делает в Москве? Это и все, что мне нужно узнать.
— Я и сам знаю о ней очень мало. Как будто занимается всем понемногу: переводит, пишет в разные газеты и журналы, даже выполняет секретарские обязанности.
— По-русски говорит хорошо?
— Очевидно.
— Да, кажется, это именно то, что мне нужно, как вы полагаете?
— Судя по всему, она очень занята. И затем я понятия не имею, что именно вам нужно.
— Да-да, было бы неплохо ее заполучить. Знает язык, знакома с городом, умна, на нее приятно смотреть, с ней приятно провести время… — По ровному, задумчивому голосу, в котором таились насмешливые нотки, Ник ясно представил себе, какое сейчас у Хэншела выражение лица. — Нет, вы только подумайте, как чудесно иметь секретаршу или ассистентку, которая превращает ваш рабочий день в очаровательное содружество. Впрочем, вы сами отлично это знаете. После Москвы она сможет оказаться мне полезной и в Вене. Ну, а завтра есть у меня шансы повидаться с вами?
— Сомневаюсь. — Ник уже не чаял, как бы поскорее прекратить разговор. Многое зависит от исхода сегодняшних дел. Я вам позвоню.
— Отлично, — сказал Хэншел и засмеялся. — А если не позвоните, я позвоню вам сам.
Ник положил трубку и попытался вернуться к работе: еще оставалось несколько минут до того, как надо будет спуститься вниз, сесть в машину и ехать. Но нервы у него были взвинчены, он злился. Что затеял Хэншел? Куда он клонит? Что это — низость, злоба? Или и в самом деле он так нужен Хэншелу? Может быть, тот просто хочет во что бы то ни стало сломить его решимость, не дать ему побороть оцепенение, чтобы тем самым оправдать собственную сдачу позиций? Или, может, дело не в Хэншеле, а сам он слишком нервничает и видит тайный смысл там, где его нет?