— Она была прекрасной секретаршей, — сказал Ник. Он так хорошо держал себя в руках, что голос его звучал почти небрежно. — Но эта работа ее не удовлетворяла. На телевидении она может добиться гораздо большего. Дело в том, что она по образованию журналистка. Работа в институте была для нее просто некоторой передышкой, без всякого будущего.
Хэншел покосился на него, а потом медленно повернул голову и поглядел ему прямо в глаза. В темноте его лицо казалось бледным пятном.
— Мне кажется, «будущее» — это ваше любимое слово, — заметил он. — О чем бы ни шел разговор, вы в конце концов всегда его произносите. Я тоже иначе относился бы к будущему, если бы со мной была девушка вроде этой. Я буду говорить с вами прямо. Ник, хотя, конечно, это не мое дело: некоторые люди обладают роковой способностью проходить мимо того, что им больше всего нужно, когда оно само идет к ним в руки. Вместо того чтобы покрепче сжать пальцы, они отдергивают их, словно обжегшись. Она последовала бы за вами куда угодно и сделала бы все, чтобы вы были счастливы, я это понял просто по тому, как она на вас глядела.
Ник посмотрел на рюмку, которую сжимал в своих длинных пальцах. Нет, его не спровоцируют на откровенность. Бесцеремонная настойчивость Хэншела все больше приводила его в ярость.
— Это не было ошибкой, — сказал он, сдерживаясь. — Мне пока еще совсем не хочется стать пожилым государственным деятелем от науки. Мне пока еще совсем не хочется связывать свою жизнь с молодой женщиной только потому, что она красива и влюблена в меня, или, вернее, в человека, за которого меня принимает, — я-то хорошо знаю, что совсем на него не похож. Она меня не понимала. И никогда не поняла бы. Бросим эту тему, Леонард. Не заставляйте меня говорить о том, о чем я говорить не хочу.
— Да, конечно, но ведь вы уже начали, и, здесь я или нет, вы уже не остановитесь, так и будете себя терзать. Я вас давно знаю, Ник, и даю вам честное слово, что я вовсе не враг вам, как вы думаете.
— Я не думаю, что вы мне враг, Леонард. Мне трудно объяснить.
— И к тому же вы из тех, кто слишком горд, чтобы снизойти до объяснений. Бьюсь об заклад, что вы и не пытались ничего объяснить этой девушке.
— Я пытался, но ничего не вышло. Если бы мы не расстались, я бы продолжал эти бесполезные объяснения, а потом через некоторое время бросил бы их, и то проклятое одиночество, которое так убийственно в браке, засасывало бы меня все глубже и глубже, — он прямо и безжалостно поглядел на Хэншела, — пока в конце концов мною полностью не овладела бы злоба и ненависть. Но к тому времени уже появились бы дети, о которых она так страстно мечтает. У нас уже был бы дом вроде этого, где каждая комната, каждый предмет были бы частью нашей совместной жизни, и общие друзья — и все вместе образовало бы такую толстую стену, что единственным выходом было бы проломить ее, искалечив всех, кого это коснется. Или — что еще хуже — вовсе не пытаться вырваться и копить, копить ненависть. Вы говорите, я слишком молод, чтобы понять, почему старики ищут молоденьких? А я вам скажу, я уже слишком стар, чтобы поддаваться романтическим порывам, но слишком молод — да, еще слишком молод, чтобы хвататься за что попало, лишь бы кое-как скрасить несколько оставшихся лет. Я сейчас на перевале, и то, что я с собой сделаю, определит всю мою дальнейшую жизнь.