Одна из посольских дам, бледная молодая женщина, одетая со стандартной изысканностью, завела с ним незначащий светский разговор, и он, улыбаясь, подавал требуемые реплики. Когда она отошла, к нему обратился американский корреспондент Адамс, высокий лысый человек с живыми проницательными глазами, уже несколько лет живший в Советском Союзе. Он сказал, что у него есть к Нику несколько вопросов.
— Валяйте, — ответил Ник, — но сперва я сам задам вам вопрос. Кто эта рыжая женщина в том конце комнаты? Вон та, в белой блузке с глубоким вырезом и в черной юбке, с жемчужными серьгами и ожерельем?
— Рыжая? — корреспондент оглянулся и сказал с улыбкой: — А, это наша здешняя туземка, Анни Робинсон. Анни — великий знаток Москвы.
— Значит, она русская?
— Анни? Ну что вы. Она американка.
— А кто здесь мистер Робинсон?
— Такого не имеется. Она вдова. Если хотите, я буду рад вас познакомить. Но прежде скажите мне, есть ли у вас какие-нибудь новые данные, которые вы могли бы противопоставить последним результатам Гончарова?
— Каким последним результатам? — спросил Ник. — И давно ли корреспонденты так внимательно следят за развитием физики?
Адамс улыбнулся.
— Но ведь теперь физика — это не только наука, не правда ли? Как и все остальное, она стала частью «мирового сосуществования и соревнования». А я, собственно говоря, имел в виду статью о Гончарове в сегодняшней «Правде». Разве вы не читали?
— Нет, — ответил Ник. — Чтобы прочесть русскую газету, мне даже со словарем потребовалось бы несколько часов. Но мы с ним все обсудили весной в Кливленде.
— Именно это я и хотел бы уточнить. Судя по всему, он уже после поездки в Соединенные Штаты получил какие-то дополнительные данные, подтверждающие его теорию.
— Не может быть, — сказал Ник. — Я разговаривал с ним всего час назад, и он ни словом об этом не упомянул. — Он нахмурился при одной мысли о таком невозмутимом и любезном двоедушии. — Ни единым словом.
— Это вас удивляет?
— Правда, я около месяца разъезжал по свету, но при обычных обстоятельствах он написал бы мне одновременно с передачей своего сообщения в какой-нибудь физический журнал. И только после этого он дал бы интервью в газету. То есть все это — в том случае, если их физики придерживаются тех же правил, что и мы. А я в этом убежден.
— Но если для него это вопрос престижа отечественной науки?
Ник нетерпеливо покачал головой.
— Для меня это просто вопрос профессиональной этики. С какой стати скрывать от меня то, что он сообщает миллионам читателей газеты, которые понятия не имеют о физике? Здесь какая-то ошибка. Иначе быть не может.