Она нырнула, продемонстрировав вытянувшееся в струнку изящное тело, почти без брызг уйдя под воду.
Без сомнения, это был прыжок на десять баллов.
Она поднялась из воды, словно волшебная русалка, откинула за спину медовые локоны и улыбнулась.
— Ну как? — спросила она.
Вместо того чтобы отвечать, Нейт за несколько мгновений преодолел разделявшее их расстояние, подхватил ее на руки, прижал к себе и поцеловал.
Прикосновение его губ заставило Холли забыть обо всем. Она и представить себе не могла, что может существовать такое всепоглощающее, сметающее все внутренние преграды желание. Холодная вода вдруг перестала волновать ее, казалось, жар их тел может вскипятить озеро.
Нейт оторвался от ее губ, чтобы вдохнуть, но продолжал держать ее в объятиях, прижимая к себе.
Первое слово, которое Холли заставила себя выдохнуть, было не «спасибо» или «прости», а «пожалуйста».
Она сама не знала точно, что имела в виду. Что «пожалуйста»? Продолжай? Отпусти?
Но Нейт не стал переспрашивать. Не выпуская Холли из рук, он вынес ее на берег. Уже через мгновение под ее ногами оказалась трава. Она чувствовала себя совершенно беззащитной, почти обнаженной, ведь мокрая одежда почти не скрывала ее тела. Смущение опалило жаром щеки.
Но было и другое чувство, чем-то похожее на то, которое она испытала, вдруг сбежав из своего королевства в далекую Америку. Она не знала, как его назвать.
Они быстро подобрали разбросанную одежду и обувь и в молчании вернулись к грузовику. Нейт достал из багажника шерстяной плед и протянул его Холли.
— Тебе, наверное, холодно, — сказал он.
Холли благодарно кивнула и завернулась в него. Она не могла думать о холоде, ведь ее кожа все еще горела от его прикосновений, но ему об этом знать было не обязательно. Кроме того, ее грудь так явно реагировала на холодную воду, что Холли сочла за благо скрыть это под тканью пледа.
Обратный путь прошел в полном молчании. Нейт ехал медленно и осторожно, объезжая ямы и лужи, Холли смотрела в окно. Не поддразнивала, не жаловалась, просто молчала, придерживая руками края пледа. Нейт не представлял, о чем она сейчас думает.
Господи, неужели он опять все испортил?
Он не собирался целовать ее. Снова. После ночного поцелуя он пообещал себе, что этого больше не повторится, но...
«Но я же не святой», — мысленно простонал он.
Но дело было не только в отсутствии силы воли. Дело было в этой девушке, которая сводила его с ума, которая была его первой любовью и, следует наконец признать, единственной любовью. Поэтому он будет одновременно сожалеть об этом поцелуе и хранить его в памяти как драгоценное воспоминание. Даже через много лет, когда Холли исчезнет из его жизни.