Я слышала других членов команды спецназа, проверяющих комнату за комнатой и, по мере продвижения по дому, передающих по рации «Чисто». Хилл направился через двор к дому, держа приклад у плеча. Я тоже прижала свою АR к плечу и последовала за Хиллом, потому что, когда твоя команда начинает движение, ты так же трогаешься с места, когда они прикладывают свои винтовки к плечу и направляются в дом, ты идешь следом. Саттон и Гермес шли позади, так как были вооружены «барреттами», и мы вчетвером двинулись в сторону дома, держа оружие наизготовку на случай опасности. По рации мы слышали, «Дом чист. Заложники эвакуированы. Подозреваемый мертв».
Плохих парней в доме больше нет. Беременную бывшую супругу забрала поджидающая неподалеку «скорая помощь». Вампир был мертв. Удачная выдалась ночка.
К тому времени, когда я поехала домой, рассвет уже омыл мир золотым мягким сиянием. Я скинула СМС-ки прежде чем сесть в машину, чтобы Натаниэль и Мика знали, что я возвращаюсь. В ответ я получила «Чмоки» от Натаниэля, и «Сейчас приготовлю кофе». Я вернула «поцелуй», и тронулась с места.
Зазвучал рингтон стоящий на Мику. Вообще-то у меня был беспроводной наушник, так что да — такая вот я крутая и современная тетка.
— Привет тебе, мой Нимир-Радж, буду дома где-то через полчасика.
— И тебе утро доброе, моя Нимир-Ра. — И в его голосе слышались те улыбка и счастье, возникавшие у него всякий раз, когда он называл меня своей.
— Вы, ребята, должно быть, все еще дрыхнете. Я скинула СМС-ки вместо звонка потому, что не хотела вас будить. — Я ехала по старому 21 хайвэю, в свете раннего утра, струящемся сквозь листву деревьев поздней весны. Листья оставались еще нежно-зеленые, свежие, с оттенками желтого и золотого. Это заставило меня вспомнить стихотворение:
— Природы первый цвет — зелено-золотой, — проскандировала я вслух, слишком уставшая, чтобы произнести это мысленно.
— Что? — переспросил Мика.
— Так, стихотворение; деревья как-то навеяли мне его.
Природы первый цвет — зелено-золотой,
Не удержать его, сколь ни кричи — «Постой!»
Сквозь листья пробиваются цветы
Но сроку — час у этой красоты…
— …и… не припомню как там дальше.
— Я помню, — пришел на выручку Мика:
Увянет скоро вешний первый цвет
И вот в Эдеме — грусть, и счастья больше — нет.
День зрелый утро юное сменяет,
И зыбкий золотой туман растает.
— Откуда ты знаешь все стихотворение? — удивилась я.
— Фрост — любимый поэт моего отца. Он часто читал нам его стихи и очень много цитировал.
— Я думала, твой отец был шерифом.
— Он и был, а может, и до сих пор есть.