— О, доктор, что вы хотите сказать? Что вы имеете в виду?
— Вот что. Вполне возможно... нет, более того, вероятно, что сегодня ночью мы услышим, как звонит над домом судьи набатный колокол. — С этими словами доктор покинул миссис Визэм, совершив столь эффектный уход, о котором мог лишь мечтать любой актёр.
Когда Малкольм пришел домой, он обнаружил, что вернулся чуть позже ставшего обычным для него времени. Миссис Демпстер уже ушла, он был рад увидеть, что помещение сверкает чистотой и опрятностью, в камине потрескивают дрова, а фитиль лампы аккуратно подрезан.
Вечер выдался более прохладным, чем обычно бывает в апреле; ветер с каждой минутой всё усиливался, так что ночью можно было ожидать настоящей бури. В течение нескольких минут после его прихода крысы за стеной безмолвствовали, однако вскоре они вполне освоились с его присутствием, и всё качалось снова. Ему было даже приятно слышать их напоминание о своём существовании, поскольку Малкольм стал относиться к ним как к своего рода партнёрам, если не товарищам по одиночеству. Одновременно с этим он в очередной раз задумался над тем странным фактом, что крысы оживали лишь в отсутствие того, более страшного существа с горящими глазами.
Лампа, при свете которой он читал, была накрыта зелёным абажуром, отчего верхняя часть стен и весь потолок комнаты продолжали оставаться в темноте, а весёлый трепет пламени камина заливал пол и игриво колыхался по белой скатерти большого обеденного стола. Пребывая в жизнерадостном, определенно бодром настроении, Малкольм сел за стол, чтобы предаться вечерней трапезе. Покончив с ужином и закурив сигарету, он уселся за работу, твердо вознамерившись не отвлекаться ни под каким предлогом: он вспомнил про своё обещание доктору и настроился на то, чтобы провести время с максимальной пользой.
В течение часа или около того он нормально работал, но затем его внимание стало как-то соскальзывать, удаляться от содержания книг. Окружающая обстановка начала всё больше действовать ему на нервы, и он не мог полностью игнорировать свою прирождённую восприимчивость. К этому времени ветер перешёл в настоящий шквал, который грозил в любую минуту перерасти в подлинную бурю. Старый дом был достаточно прочен, но ему казалось, что и он вот-вот сорвётся со своего фундамента; в каминном дымоходе громыхали и завывали перекатывающиеся волны беснующегося воздуха, ветер бился о старинные фронтоны, производя непривычные, даже странные, какие-то неземные звуки, отдававшиеся эхом в пустых комнатах и коридорах. Даже большой набатный колокол на крыше словно почувствовал силу ветра, поскольку его верёвка сейчас приподнималась и слегка покачивалась, словно сам он время от времени приходил в движение; её свитый в кольца конец скользил по дубовому полу, издавая при этом резкое, надсадное шуршание.