Она хотела, чтобы Айзек пустил ее к ней первой, хотела отплатить полицейской сучке за боль и за страх.
Хромая и судорожно дыша, она забралась в кабину лифта.
— Подождите! — выкрикнули у нее за спиной.
— Пошла в жопу, — огрызнулась Сильвия и захлопнула дверь прямо перед носом у какой-то женщины с ребенком.
Ехать нужно было всего один этаж, но каждая секунда ожидания была дополнительным мучением. Стиснув зубы, она пошла по коридору, подволакивая ногу.
— Айзек! — крикнула она, с размаху ударив по сканеру отпечатка ладони; код от двери она не помнила, в голове все смешалось.
«Укольчик, — думала она. — Черт, мне нужен укольчик! Мне нужен Айзек».
Когда Макквин открыл дверь, она с рыданием бросилась ему на шею, повторяя его имя.
— Мне больно. Она сделала мне больно.
— О, куколка, — проговорил он, гладя ее по спине.
«Какая вонючая, — подумал он, — воняет потом и больницей. Тупостью и старостью. Даже ее спутанные слипшиеся волосы воняют».
Ее лицо было измученным, бескровным — снова старым.
— Ты не брал трубку. Ты не брал трубку.
— Я был… занят. Я не слышал звонка и на всякий случай не хотел тебе перезванивать. Милая, как ты досюда добралась?
— Угнала машину, прямо с больничной стоянки. Прямо из-под носа у копов. Они меня поджидали, Айзек, поджидали прямо у моего дома. Но я сбежала. Айзек, дай мне лекарство. Они мне ничего не давали.
— Сейчас я тебя вылечу, — сказал он, помогая ей дойти до дивана, где уже лежал приготовленный шприц. — Раз, два — и готово. Бедная куколка.
Трясущимися руками она схватила шприц и вколола в вену на руке. Макквин смотрел на нее, как несчетное число раз смотрел на свою мать.
Как и мать, когда наркотик начал разноситься по ее сосудам, она испустила резкий, глубокий — почти эротический — стон.
— Теперь полегчает, — она улыбнулась и посмотрела на него подернувшимися от удовольствия поволокой глазами. — Полегчает.
— Безусловно. И что конкретно ты ей сказала?
— Кому?
— Даллас.
— Ни хрена я ей не сказала. Хотела нас с тобой стравить, лживая потаскуха. Я ей плюнула в рожу, сказала, что она тебе за это заплатит. Ты заставишь ее за все заплатить.
— Конечно.
— Я хочу ее порезать, — сказала Сильвия, уже отъезжая, и откинулась на спинку дивана; лицо ее начало утрачивать выражение. — Хочу первой ее порезать. Она на меня так пялилась — знаешь, как она на меня пялилась? Словно ее от меня тошнит. Внушала, что она и без меня тебя уже совсем скоро найдет. Лживая тварь.
— Так прямо и сказала?
Макквин встал с дивана и прошелся по комнате.
«Столько трудов, — думал он, — столько времени, денег, усилий. Хуже того — столько часов пришлось провести вдвоем с этой тупой наркоманкой».