— И всем в «загоне» по ковбойскому галстуку, — продолжал он.
— О боже, вот это будет ужас.
— А Мэвис — одно из тех платьиц с бахромой.
— Да у нее таких небось дюжина.
«Кому на фиг нужна эта виртуальная реальность», — решила Ева, слушая, как Рорк продолжает фонтанировать идеями идиотских подарков, часть из которых наверняка собирался и в самом деле купить.
Вот так лежать, отмокать в тихо пенящейся воде под искрящимся потолком, не разговаривая ни о чем важном и печальном, — вот это была релаксация.
Когда вино закончилось, а вода потихоньку начала остывать, они выбрались из ванной, и прежде чем Ева успела потянуться за полотенцем, Рорк схватил другое, теплое и мягкое, и завернул ее в него.
— Посмотрим какой-нибудь фильм?
Ева повернулась к нему, размотала полотенце и обернула его вокруг них двоих.
— Это можно. Следующий логический шаг после спагетти и фрикаделек?
— Да, так все и задумано.
Ева взглянула на него, и внутри у него все потянулось к ней.
— Только, кажется, я пропустил один этап, — прошептал он и прижался губами к ее губам.
— Ты своего не упустишь, — сказала она и ответила на поцелуй.
Он погрузился глубже, позволил себе утонуть в этом мгновении, стоя прижавшись к ее влажному, так жадно прижимающемуся к нему, дурманяще пахнущему после ванной телу.
Он подхватил ее, и полотенце упало к их ногам.
На этот раз слов было не нужно, оба они были сыты словами. Сыты бурями и утешениями. Обхватив его, оставшись на нем, она дала отнести себя в постель, дала его губам рыскать по ее лицу.
Он был уже готов, уже забыл обо всем на свете, своими руками он накрыл ее руки.
Быстрее, быстрее, не думая, он поднял ее, почувствовал, как выгибается дугой и дрожит ее тело. Как принимает его.
«У сильных духом сильные желания», — подумал он.
Он их исполнит, наполнит ее и себя тоже. На какое-то время уродливый отпечаток прошедшего дня будет смыт.
На какое-то время удовольствие и страсть заглушат боль.
Сердце его билось рядом с ее сердцем. Эти мощные, бешеные удары возбуждали ее. Она сама вышла из тьмы, но жадно желать тот всепроникающий свет, что он принес с собой, она научилась именно у него.
И когда он довел ее до оргазма, этот свет пронзил ее, словно сотни стрел.
Она закричала от удовольствия, и в этом крике он услышал ноту торжества. И понял: она умела сочувствовать, умела брать, умела давать, несмотря ни на что, произошедшее с ней. Умела быть и жить. И умела желать его.
То, что она умела, могла, желала этого, наполняло его восхищением. Приводило в восторг.
Она перекатилась, нырнула под него, упиваясь, насыщаясь им, пока не довела его до безумия. Когда он схватил и поднял ее, она оседлала его и вжалась как можно глубже. И гнала, гнала, загоняла его, словно жеребца, подгоняемого кнутом.