Вот тебе раз. А Руфин считал своего друга Оттона Балта едва не самым хладнокровным и рассудительным человеком среди варваров. А теперь вдруг выясняется, что под этой холодной оболочкой бьется горячее сердце человека, способного потерять голову от единственного взгляда женских очей. Очи, правда, были красивые. Да и сама Радмила была девушка хоть куда. Темноволосая, с чуть заметным румянцем на смуглых щеках. Но в Русколании, как успел заметить Руфин, не ощущалось недостатка в красавицах. И если бы не суровые нравы здешних обитателей, римский патрикий наверняка бы пустился во все тяжкие. Руфин, перешагнув рубеж тридцатилетия, многое растерял из прежнего юношеского пыла, но считал, что если прелюбодеев и следует карать, то не так сурово, как это делают венеды и готы. Все-таки чувство порой способно толкнуть человека на отчаянный поступок. И пример тому рекс Оттон, влюбившийся без памяти, правда, в девушку, а не замужнюю женщину, что в будущем сулило бы ему много бед.
— Хорошо, я поговорю с воеводой Валией, — согласился Руфин. — И отпусти мою руку, рекс, на ней и без того уже остались следы твоих пальцев. Если девушку не сговорили за какого-нибудь здешнего молодца, то вряд ли Валия станет возражать против такого зятя.
— Я его убью, — процедил сквозь зубы Оттон.
— Кого? Воеводу?
— Жениха! Если таковой объявится. А девушку украду.
Руфину достаточно было одного взгляда, вскользь брошенного на бледного рекса, чтобы понять очевидное — этот человек не шутит. И что страсть к красавице Радмиле захватила его целиком. Дабы успокоить взволнованного вестгота, Руфин обратился за сведениями к всезнающему Бермяте.
— Нет, — отмахнулся мечник. — Не было сговора. Радмиле всего шестнадцать лет. Торопиться некуда.
— Ну вот, — облегченно вздохнул Руфин, оборачиваясь к соседу. — За сердце девушки я, конечно, поручиться не могу, но рука ее свободна, рекс Оттон.
— Ты должен поговорить с воеводой сегодня же, слышишь Руфин, — горячо зашептал Оттон. — Я не хочу, чтобы меня опередили в самый последний момент.
Все-таки люди странные существа. И порой даже старые знакомые вдруг открываются с самой неожиданной стороны. У Руфина на рекса Оттона были свои виды, но он, по чести сказать, слегка побаивался хладнокровного вестгота, которого даже смертельная опасность не могла взволновать. А тут вдруг неожиданно выясняется, что есть слабина и у этого железного человека.
Свадьбы боярина Гвидона с Констанцией и рекса Оттона с Радмилой справляли в день Перуна, а потому главными действующими лицами в обряде были его волхвы. Воевода Валия пожертвовал Ударяющему богу годовалого быка, что было с удовлетворением воспринято ругами и венедами. Со стороны росомонских вождей протестов не последовало. И даже волхвы бога Белеса, всегда ревниво относившиеся к подобным жестам, в этот раз промолчали. Перун считался богом воинов, а потому в преддверии вражеского нашествия очень важно было выказать ему уважение. Это понимали не только руги и венеды, но и росомоны, и даже готы, видевшие в нем одного из самых почитаемых своих богов — Тора. Мяса быков, принесенных в этот день на жертвенный камень Перуна, хватило, чтобы накормить всю Голунь, а о браге для обывателей позаботились воевода Валия, патрикий Руфин и князь Коловрат, выступивший в роли названого отца при рексе Оттоне. Балт обратился с этой просьбой к великому князю Русколании по совету Руфина и тем самым снял возможные трения между ружскими боярами и росомонскими вождями. Ибо многие руги, раззадоренные соперничеством, собирались отклонить приглашение Валии на свадебный пир, что не могло быть расценено иначе как оскорбление. Зато участие в свадебных обрядах Коловрата снимало все противоречия.