— Гонорат, — обернулся комит к ехавшему по правую руку от него трибуну, — проверь, что за люди скачут нам навстречу.
Трибун Гонорат командовал личной охраной Ацилия и дело свое знал. Два десятка клибонариев, снаряженных как для боя, почти мгновенно сорвались с места и понеслись выполнять распоряжение комита. Ацилий не испытывал беспокойства по поводу незнакомых всадников. Во-первых, их было не более трех десятков, а во-вторых, даже на таком расстоянии он опознал в них римлян. Гонорат обернулся быстро и доложил комиту именно то, что тот рассчитывал от него услышать.
— Это посланцы высокородного Лупициана, трибун Геларий и корректор Скудилон.
— Важные сведения? — насторожился Ацилий.
— Нет, комит. Если верить Геларию, то дорога безопасна. Просто Лупициану надоело ждать, и он выслал навстречу нам своих людей, чтобы ускорить продвижение.
— Можно подумать, что мы ползем на четвереньках, чтобы досадить великому полководцу, — проворчал недовольный Ацилий.
— Трибун Геларий утверждает, что знает более короткую дорогу и очень удобный брод через ближайшую реку.
Ацилий уже потерял на переправах несколько телег и десяток лошадей, а потому решил прислушаться к советам людей, хорошо знающих местность. Тем более что трибун Геларий смотрелся человеком бывалым, прошедшим не одну военную кампанию. Не говоря уже о том, что он был римлянином, а не варваром, коих в последнее время много развелось в армии, в том числе и на командных должностях. Корректор Скудилон родился в Константинополе, что, однако, не мешало ему говорить на латыни, ласкающей слух образованного комита. Между Ацилием и корректором даже возник спор по поводу одной из речей Цицерона, произнесенной в стенах сената несколько сотен лет тому назад. Трибун Геларий только посмеивался, глядя на разгорячившихся спорщиков.
— Здесь следует повернуть направо, — подсказал любезный Геларий комиту, увлекшемуся интересной беседой.
— Но это проселочная дорога, — насторожился Ацилий. — Как бы колеса наших телег не увязли в грязи.
— Не беспокойся, комит, последний дождь в этих краях прошел две недели назад. Зато мы сократим путь почти на треть.
Ацилий обернулся на утопающий в пыли обоз и махнул рукой. И люди, и лошади были утомлены долгой дорогой и летним зноем, а потому с большой охотою свернули под сень дубравы. До реки, где животные могли утолить жажду, оставалось недалеко. Так, во всяком случае, уверял корректор Скудилон, и Ацилий охотно ему поверил.
— А что у тебя с рукой? — спросил комит у Гелария.
— Пустяки, — усмехнулся бывалый трибун. — Меня слегка зацепили в последней битве.