— Двадцать тысяч денариев, — небрежно бросил Пордака.
— За варвара?! — удивилась Целестина.
— За двух варваров, — уточнил существенное нотарий. — Впрочем, второго ты можешь не соблазнять. Мне нужно всего лишь, чтобы Гайана приревновал тебя к Оттону Балту. И чтобы это случилось на людях.
— За кого ты меня держишь, Пордака? — возмутилась Целестина. — Мне только скандала не хватало на собственной свадьбе.
— Я держу тебя за ведьму, — не стал скрывать Пордака, — в свое время обманувшую одного из самых умных людей империи. Я себя имею в виду. По твоей милости, прекрасная матрона, я потерял, по меньшей мере миллион денариев. За тобой должок, Целестина.
— А что скажет по этому поводу мой муж? — нахмурилась матрона.
— Либо Перразий промолчит, либо тебе придется подыскивать другого жениха, — отрезал Пордака.
— Неужели все так серьезно?
— Речь идет о судьбе империи, и что еще важнее — о жизнях высокопоставленных чиновников, так что в случае неудачи с тобой, Целестина, церемониться не будут.
— Я согласна, — произнесла после недолгого раздумья Целестина. — Надеюсь, этот варвар хотя бы хорош собой.
— Писаный красавец, — не моргнув глазом, соврал нотарий. — Словом, он стоит тех денег, которые я тебе плачу.
Главным препятствием к достижению спасительной цели для Пордаки оказался сам Гайана. Ражий молодец с длинными руками и выпученными словно от удивления глазами. Нотарий сильно погрешил против истины, назвав его красавцем. Но дело было даже не в этом. Гайана был прожженным авантюристом, не имеющим представления ни о чести, ни о совести. Пордака, выросший на римском дне, умел разбираться в людях, и он был абсолютно уверен, что империя еще хватит лиха с этим человеком. Люди, подобные рексу Гайане, не признают никаких интересов, кроме своих собственных. Гайана был родовит, по готским, естественно, меркам, но по обычаям своего племени претендовать на место верховного вождя не мог. Между ним и властью стояло столько Балтов и Амалов, что даже у решительно настроенного человека опустились бы руки. Видимо, именно поэтому Гайана выбрал иной путь и направил свои стопы к престолу императора Феодосия. Он являлся одним из самых горячих приверженцев союза готов с Римом, причем на правах федератов. Справедливости ради следует сказать, что Гайана был далеко не глуп и наверняка справился бы с обязанностями трибуна.