Конечно, проблем еще много. Не всё удается объяснить. Изучение ведется с 50-х годов XX века. От рассмотрения форменных физиологических структур и их функций перешли к бесформенным структурам и функциям – электрическим и магнитным полям, корпускулам. Изучают цигун во всем мире, в том числе некоторые нобелевские лауреаты, поставив его в один ряд с двумя другими загадками – «летающими тарелками» и бермудским треугольником.
Хуан Жэньчжуну в 1984 году исполнилось 40 лет, он гуандунец, из семьи циркачей. С семи лет он изучал шаолиньскую гимнастику (шаолинь-цюань) и жесткий цигун (ингун). Позже занимался другими видами гимнастик: в школе Бодхидхармы (дамо мэнь), в секте чаньского патриарха (чань цзун пай) изучал методы работы внутреннего усилия (нэй цзинь гун). В день на занятия тратил несколько часов. Когда стоял столбом (чжаньчжуан), на земле оставались следы пота. В 25 лет занимался у мастера медитации внутреннего усилия стояния на одном пальце (нэй цзинь и чжи чань), когда стоят вверх ногами на одном пальце. И всё изучал у лучших мастеров, передающих систему. При такой настойчивости развивался быстро.
Во время десяти лет смут (т. е. в годы «культурной революции») цирк, где он работал, распался. Хуан занялся теорией, изучал медицинскую литературу – о каналах, хирургии, патологии, а также древнее учение «10 пальцев связаны с сердцем» (ши чжи лянь синь). В 1971 г. его посадили на 7 месяцев как политически неблагонадежного. Там он украдкой, когда выключали свет, продолжал заниматься цигуном. Однажды в течение дня его «критиковали» 4 раза, он вынужден был стоять 7–8 часов. Кружилась голова, да и стоять было трудно. Тогда он стал делать цигун мысленно, и усталость прошла, в голове прояснилось.
(Мне довелось быть свидетелем такой «критики» несколько раньше «культурной революции». Критикуемый стоит, а все остальные по очереди высказывают свое мнение о нем, как-то аргументируя. Если бы такой «критике» подвергался каждый, это было бы вполне демократично, но почему-то подбирают конкретную жертву. В моем случае была студентка нашей группы Тяньцзиньского университета, самая живая и веселая. Обсуждали: оставить ее в комсомоле или объявить выговор. Решили ограничиться выговором. У ней началась истерика после многочасового обсуждения. Я не мог это видеть и закрыл лицо руками. Уйти было нельзя: это могли воспринять как жест, вмешательство советского студента в их дела. Видя мою реакцию, кто-то дал ей платочек вытереть слезы. Это был 1948 год, год «большого скачка», тогда еще не было тех репрессий, до которых страна докатилась в годы «культурной революции», доходящих до избиений и даже убийств, не было ни культуры (все учебные заведения страны закрылись), ни революции – перехода от одной системы к другой, была лишь смута, поэтому так потом и назвали – 10 лет смуты.)