«Интересно, — подумала она, — будет ли Элис счастлива с ним?»
Никогда прежде она не подвергала сомнению его способность осчастливить женщину. Но никогда прежде она также не признавалась себе в том, что ей он счастья не принес. Это ее божественное дитя, чьей красотой она всегда утешалась, часто делало ее несчастной. «Дайте ему время, — говорили ей его учителя. — В нем столько энергии. Он просто не нашел себя. Когда он станет старше…»
Она прилежно выслушивала их, чтобы скрыть от себя самой огорчение его неудачами. Но, так или иначе, его первый год в колледже не успел закончиться, война потребовала его себе, и теперь она могла только гадать, что произошло бы, если бы ему дали время.
Он прискакал галопом обратно — фуражка в руке, развевающиеся темные волосы, горящие глаза и королевская посадка в седле. В следующую минуту они скакали бок о бок, пустив лошадей легким галопом.
«Лейн, — серьезно сказала она среди буйства солнечного света, — с каким чувством ты едешь на войну? Я все время хотела поговорить с тобой об этом, но боюсь, нам больше не удастся побыть сегодня вдвоем. А мне хотелось бы знать, дорогой, — это будет утешать меня, когда ты уедешь, — хотелось бы знать, о чем ты думаешь, совершая все это — все эти опасные вещи. И если что-то с тобой случится… мне будет легче, если я буду знать, что… что ты сражался за то, ради чего, по-твоему, стоит отдать свою жизнь».
Она и вправду часто думала об этом и мучительно хотела знать, есть ли в нем та вера, которая даст ему силы, если ему суждено погибнуть.
Он посмотрел на нее своими блестящими непостижимыми глазами: «Боюсь, я как-то не думал об этом, мама. Но надеюсь, что мне там будет не очень скучно».
Невыносимые воспоминания, будто привидения, выползли из леса и потянулись к ней своими холодными руками. Так мог ответить Том, так он отвечал, когда она, в отчаянных попытках сгладить их разность, открывала ему свою душу.
«И это все?» — спросила она.
«А что еще? — ответил Лейн. — Что бы ты хотела, чтобы я чувствовал, мама?»
«Ничего, — сказала она, — больше ничего».
Гарри не было дома, когда они вернулись. Он ушел в школу на репетицию, сказала Фреда, и не знал, когда освободится.
«Тогда мы будем завтракать вдвоем с Лейном», — сказала миссис Барклей. Вчера она ломала голову, придумывая, как оказаться за завтраком наедине с Лейном, и ничего не смогла придумать. Теперь Гарри предоставил ей эту возможность, просто уйдя из дому.
И все-таки это не был завтрак вдвоем. Она не могла не думать о Гарри. Как глубоко она его ранила? Она поймала себя на том, что думает о нем с другим, новым чувством, даже, пожалуй, с любопытством. Неужели она никогда по-настоящему не знала его? Быть может, думала она с привычным чувством вины, все еще обращенным на Тома, она была так поглощена Лейном, что на Гарри у нее просто не оставалось времени. Впрочем, он никогда и не доставлял ей хлопот. Он был лихим мальчиком, всегда знавшим, чего он хочет, и всегда хорошо учившимся. С ним не случалось никаких происшествий, подобных тем, что держали ее в напряжении с Лейном. Вот только в последнее время Гарри стал нервнее, несдержаннее и даже строптивее. Так, ом завел манеру задерживаться где-то допоздна и не говорить, где был.