У Спрятня хватило ума на сей раз промолчать, опустив голову.
– Из добычи… вижу, вы себя и сами не обидели, – вождь снова улыбнулся, в ответ в толпе бывших невольников смущённо засмеялись. – Так из добычи дам вам на каждого нож, одному на троих – копьё, щит да сулицу. Делить будете по жребию. Коней тоже дам, но это уж на месте, как доберемся. Ясно вам?
Освобождённые полоняне вразнобой согласно загомонили, кланяясь и благодаря.
– Вождь. – Вдруг Мечеслава словно кто-то подтолкнул. – Хочу просить тебя об одной милости.
– Ты ещё не заслужил ничего, кроме плетей, – отозвался одноглазый «дядька». – Этой милости я тебе и сам добавлю, сколько угодно.
– Пусть говорит, – сказал вождь, и одноглазый, хмыкнув, смолк.
– Я не для себя, – настойчиво продолжал молодой вятич. – Там, на полночь, за бродом, живут молодой парень и мальчишка с пятью бабами и детьми. Остальной род вырезали хазары. У них нет коней, нет собак, оружия и того толком нет.
– А если я их позову с собою, они откажутся, – понимающе и печально отозвался вождь.
– Да, мой вождь. Так и будет, – кивнул Мечеслав. – Я… я предлагал им уйти во владения моего отца. Они и правда отказались.
– Чего ты тогда ждёшь от меня?
– Отряди человека послать им доброе оружие, мы же взяли его немало… и коня, если можно.
Вождь потрогал подбородок.
– Что ж… можно и сделать. Где, ещё раз, они живут?
Мечеслав подробно объяснил про мёртвое село, про столб с яргой – вождь и одноглазый «дядька» было удивлённо приподняли брови, но вятич объяснил, что яргу высек он, взамен коганой лапы – вождь улыбнулся, и даже «дядька» шевельнул седым усом. Про место, где Ранова впадает в Верду – не забыв и про колья в дне переправы, – и про место, где повстречался с Раткой и Путилком.
– Добро, – качнул, наконец, золотою серьгой вождь. – Сделаем.
И тронул коня вперёд.
– Слышь, Дружина, теперь нам с тобою ещё за ножами на холм вернуться надо! – дёрнул Мечеслава за рукав Вольгость, которого все, кроме князя и одноглазого «дядьки», почему-то кликали Верещагой.
– Как ты меня назвал? – удивился Мечеслав.
– Дружиной, – усмехнулся в ответ Вольгость Верещага. – Ну ты ж «сам себе дружина», так? Хорошее ж прозвище.
– А Верещага – тоже прозвище? – догадался Мечеслав.
– Ага, – безмятежно согласился Вольгость.
– Петь он любит, – подсказал молодой дружинник, приглядывавший за костром из хазарского добра. – Но не умеет.
– Клевета и наветы, – возмущённо отозвался Верещага. – Что б вы понимали! Дождётесь – уйду к Бояну Вещему в ученики.
– А вятичу ты теперь подарок должен поднести, – продолжал дружинник.