– Мне? Зачем? – удивился Мечеслав.
– А это варяжский обычай, – пояснил уже сам Вольгость, озабоченно оглядывая себя. – Кто кому прозвище дал, тот тому и подарок делает. Ну, на удачу. Дельный, к слову, обычай – подумаешь, прежде чем кличками кидаться.
Оказалось, что двое стражников, ставших первыми жертвами ночного налёта, так до сих пор и валяются под холмом – настолько далеко никто из тех, кто собирал покойников, не заходил. Вороны взвились вверх и оттуда злобно бранили прервавших трапезу двуногих.
– О! – неожиданно воскликнул Верещага, нагнулся над сбитым им в начале боя копейщиком и не без труда стащил с уже закоченевшей руки витое обручье. – Вот тебе подарочек, носи на здоровье, Дружина! Покойник-то мой, и обручье его теперь тоже моё. Да не жмись ты, ваше обручье-то, вятичской работы!
Мечеслав пригляделся – и впрямь вятичской. Витой, с зелёными стеклянными глазками на обоих концах. Кто-то носил его – пока смуглая лапа не сорвала с покойника или, не приведи Боги, пленника, и не примостила себе на запястье. Что ж, за тебя отомстили, безвестный сородич…
Мечеслав решительно вдел руку в медное кольцо, становясь из просто вятича Мечеслава, сына вождя Ижеслава, Мечеславом Дружиной.
Со склона холма он оглядел бывшее торжище, меньше суток назад казавшееся таким страшновато-неприступным. Как за эту ночь и утро перевернулась его жизнь…
Вороны побывали и здесь – морда верного Руды была уже крепко поклёвана. Вольгость, виновато оглянувшись на помрачневшего Мечеслава, вытащил нож из собачьего черепа и вытер о траву. Нож Мечеслава и его волчий колпак тоже обнаружились в траве неподалёку. В два ножа Вольгость и Мечеслав выкроили дёрн, раскопали, помогая ножам руками, яму – не такую глубокую, как хотел бы Мечеслав, но всё же яму – уж воронам-то в ней до пса будет не добраться, а звери могут и не забрести на вершину холма. Пусть вон у подножия харчуются. В молчании умостили в яму одеревеневшее собачье тело, присыпали землёй и уложили обратно дёрн.
Ошейник Мечеслав оставил Руде. Это как оружие воину – надо класть в могилу. Проговорил слова прощания слуге и другу, прося Старого Пса дать верной душе зверя добрые рождения. Впрочем, как знать – может, погибнув, защищая хозяина, Руда заслужил рождение лучше звериного, и вскорости где-то запищит в зыбке парнишка, который вырастет верным другом, храбрым бойцом и надёжным защитником для тех, кто рядом…
А ведь был ещё Вихрь…
Мечеслав вздохнул, выпрямился и засвистел. Не столько надеясь, что конь отзовётся, сколько для того, чтоб хоть брошенным, без попытки найти, другом себя не попрекать потом.