К радостному изумлению вятича, на свист отозвалось знакомое ржание, и когда он чуть не скатился вниз, увидел, как к нему несётся, едва не сшибая с ног подворачивающихся по пути дружинников, Вихрь.
Конь подбежал, ткнулся мордой в плечо хозяину. Укоризненно фыркнул.
– Вихрь, Вихорко, хороший ты мой… – растроганно шептал Мечеслав, гладя голову и шею лесного конька.
– Каэм уэде баэх?! – раздался поблизости крик. Кричал совсем молодой парень, мальчишка, ни выговор, ни слова Мечеславу знакомы не были.
– Смотри, Дружина, печенежко сюда торопится. Не за твоим ли коньком? – подал голос Вольгость, всю встречу Мечеслава с его скакуном почтительно простоявший в стороне.
– Каэм уэде баэх? Баэхе фесаэфтон! – в голосе мальчишки-печенега – был бы вятич, сказали бы «отрок по третьем-четвёртому году» – звучало подлинное отчаяние. С почти голыми ещё руками и плечами, степнячонок ехал сквозь толпу русских дружинников, вертя головою с завязанными, по обычаю своего племени, в узел на макушке чёрными волосами.
– Спрашивает, где конь его, жалуется, потерял, – вполголоса пояснил Вольгость.
Однако в этот самый момент зелёные глаза юного печенега углядели Мечеслава с Вихрем.
Поток слов, обрушившийся на Мечеслава, Вольгость переводить даже не пытался, но всё и без того было ясно. Вятича обвиняли в похищении его собственного коня у возомнившего себя владельцем Вихря печенега.
– Щас долго орать будет, – напоказ зевнул Вольгость. – Эти ещё ничего, которые «высокой тьмы», которые «низкой» – те совсем беда. Начнут глотками мериться – на всю степь слышно…
Русины, собравшиеся вокруг, разглядывали кричащего мальчишку-печенега с тем же ленивым любопытством – будто сытый волк разоряющуюся у самого носа сойку. Бывшие невольники из-за их спин решались и окрикать кочевника:
– Эй, степной, ты чего-то шумишь много!
– Волю-то словам не давай, печёный, нынче не ваш верх!
В это время подъехали ещё двое – бородатый Янал, который был толмачом при вожде русинов, и третий печенег – постарше кричавшего, но гораздо моложе Янала.
Послушав юного соплеменника – со своим тот говорил гораздо спокойнее, – Янал отрубил несколько резких слов, в упор глядя на никнущего с каждым его словом мальчишку. Тот даже сунул ноги в стремена – Мечеслав успел заметить, что вне боя печенеги стременами почти не пользуются, сидят в низком седле, подобрав под себя ноги – и, наконец, понуро отправился прочь верхом на своём рыжем коне.
Тем временем Янал повернулся к Мечеславу и Вольгостю.
– Юный сын моего народа глуп, – произнёс печенег, вроде бы извиняясь, но глядя поверх колпака Мечеслава и прилбицы Верещаги. – Сыну моего народа следовало бы понять, что это конь саклаба. Янал сразу понял. От сына Бече конь может уйти только к своему хозяину.