Он шёл по болоту вслед за Рудой легким шагом, едва не приплясывая. Пёс, оглядываясь на хозяина, молотил воздух хвостом-поленом и улыбался, приподнимая верхнюю губу.
Был обычный весенний день, каких в жизни Мечеслава была не одна сотня, и ещё многим таким предстояло наступить. Обычный день – но только не для него. Никогда раньше – Мечеслав был уверен – россыпи росы не блистали так ослепительно. Никогда раньше не была такой яркой и сочной зелень деревьев и мха, такими глубокими и таинственными – лесные тени. Он как будто первый раз увидел лес и болото, мох и туман. Ветер касался его щёк – будто её пальцы. В росе блестели её глаза. В шелесте листвы и болотных трав звучал её тихий смех. Даже изгибы болотных тропок казались ему изгибами её тела.
Издали – свистом – предупредил о себе дозорных на стенах городца. Не то чтоб правда из нужды – день был ясный и не было опасности показаться чужаком и получить стрелу с тына. Просто… хотелось свистнуть подлинней да попереливчатей. Он бы всю дорогу свистел, кабы не опаска поднять на ноги все дозоры.
Вихрем ворвался в городец, кинулся искать отца. Долго разыскивать не пришлось – на стрельбище у стены вождь Ижеслав учил младших отроков владеть луком. Из последних сил сдерживаясь, рассказал про найденную тропу на болоте и про сельцо, к которому она выходила. Рассказ о знакомстве с кузнецом и его оказавшимся дочерью «сыном» вышел рваный и комканый – и не из-за того, что ему было стыдно за свою дурость – тот стыд куда-то завалился, став мелким, серым, незаметным.
Он уже знал, что приведёт её в городец, что назовёт женой – виденные свадьбы сейчас проносились перед глазами, только женихом был он, Мечеслав, а невестой – Бажера. Он уже чувствовал, как её узкая, мокрая от пота ладошка дрожит в его руке, уже слышал, как шуршит зерно, которым их будут осыпать, уже видел, как замыкаются за ними двери свадебного подклета.
Заслушавшись незвучавшим, засмотревшись на невиденное, Мечеслав еле расслышал два недлинных слова. Слова, ради которых его отец, вождь Ижеслав, сын Воеслава, даже не повернулся к нему лицом.
А расслышав, как о стену грянулся с разбегу.
Но тут вождь Ижеслав всё же взглянул на сына, вздохнул и крикнул:
– Легостай!
– Вождь? – отозвался дружинник, поднимаясь со скамьи, где перебирал стрелы, осматривая наконечники и оперенье.
Ижеслав молча кивнул дружиннику на отроков с луками, и Легостай, кивнув в ответ, направился к мальчишкам.
А отец положил руку на плечо Мечеславу и повёл его в сторону.
– Как бы мне не пришлось вызывать шурина на поединок, – сказал он на ходу сквозь зубы. – Кромегость сын Дивогостя клялся вернуть мне воина. А вернул щенка. Мальчишку.