В первый момент, ощутив под пальцами что-то тряпично-липко-влажное, я вообще не понял, в чем дело. Провел вдоль… нащупал лицо… глаза давно уже ни фига не видели, но вряд ли в этом подвале валялось такое уж множество трупов.
Конечно, могло быть и так, что Вадим встал, обогнал меня и вновь улегся в той же самой позе, — но в чудеса мне верилось слабо. Версия про кретина, сумевшего незаметно для себя развернуться и приползти обратно, выглядела куда более убедительной.
Да и в любом случае сил у меня уже не осталось.
Надеюсь, Лена меня простит.
И — все у нее будет хорошо.
Двадцать девятый дом не любили ни милиция, ни я. Наш райончик вообще был стареньким, хрущевской застройки: пятиэтажки без лифта, мусоропровода и гарантии, что если я выйду на балкон, то лифтом не поработает он — причем скоростным. Сейчас, правда, домики начали потихоньку реставрировать, сделав из трех или четырех настоящие картинки: белоснежные стены, ярко-алые крыши, надстройки-мансарды с большими окнами. Но двадцать девятый дом капремонту не подлежал: его боковую стену перечеркивала здоровенная, все шире расползающаяся трещина. Так что власти отселили из него жильцов, поставили вокруг здания дощатую ограду и напрочь о нем забыли — на радость бомжам, как живым, так и не очень.
Вообще-то двадцать девятый проходил по другому участку, но грех не воспользоваться добротой коллеги и, позвонив эдак часиков в девять вечера, жалобно взмолиться: «Леночка, солнышко, подойди к клоповнику, а? Там наши клиенты опять общественный порядок нарушают…» Коллега отзывчиво скрипела зубами, но признавала, что перейти двор действительно легче и быстрее, чем тащиться в Центральный район из Чижовки. Нежить использовала заброшенный дом как гостиницу-общежитие, а то и проводила там конвенты по обмену опытом, сопровождавшиеся такими скрипами и скрежетами, словно здание вот-вот рухнет. Я подозревала, что оно и держится-то лишь благодаря мешам[6] — треснувшая стена с каждым днем выглядела все зловещее.
Поэтому удивляться какой-то там петарде мне бы не стоило… однако сердце так защемило, что я без колебаний оставила будку и, плюнув на конспирацию, напрямки побежала через двор.
Калитка в заборе была наглухо заколочена, но я знала, что чуть подальше есть небольшая, доски на три, дыра, за которую шла яростная борьба между ЖЭСом и несознательными гражданами, восстанавливающими статус-кво чуть ли не через пятнадцать минут после ухода плотника.
Дом неприветливо уставился на меня пустыми глазницами оконных проемов — стекла частью растащили хозяйственные соседи, частью повыбивали мальчишки. Неосвещенные подъезды казались голодными ртами. Все вроде бы спокойно… разве что из ближайшего подвального окошка, скорее даже отдушины двадцать на тридцать сантиметров, струится дым. Не очень сильный, но заметный. Может, какие-нибудь бродяги костер жгут, греются? Случайного пожара нежить бы не допустила.