— Так вы не одобряете моего плана?
— Нет, потому что нахожу его вполне неосновательным.
— Хорошо, — сказал доктор, пристально взглянув в глаза банкира, — так я принимаю его в мое заведение с условием вознаградить меня как следует за мои попечения.
— Ваши условия?
— Пятьсот фунтов в год.
— Гм, — проворчал банкир, — вы требуете много.
— Нет, вовсе не много при таком странном случае. — Глаза собеседников встретились, и этого мгновенного взгляда было достаточно, чтобы убедить банкира, что его тайна во власти доктора.
— Я принимаю ваши условия, — сказал он.
Часов в десять вечера Лионель был отвезен в закрытой карете в знаменитую «Пустыню» и, чтобы избежать всех затруднений этого переезда, доктор счел за лучшее усыпить его крепким искусственным сном. Понятно, что банкир позаботился выпроводить мистрисс Мельвиль до отправления больного в место его заключения.
Юлия Гудвин ничего не знала о том, что происходило. Она лежала на диване в состоянии, близком к бесчувствию. Она готова была бы умереть, чтобы убежать от мысли о преступлении отца. Мистрисс Мельвиль напрасно старалась пробраться в ее комнату: Юлия не отвечала на все ее просьбы.
Банкир наделил вдову щедрой рукой, но несмотря на все его старания, она могла заметить, что в его желании отправить ее как можно поспешнее скрывалось что-то странное. Она подумала, что в делах банкира произошел какой-нибудь неблагоприятный кризис, и тихо радовалась, что она защищена от потерь, которые понесут другие от разорения банкира. Она простилась с ним, совершенно довольная, получив от него обещание известить ее тотчас же, как только он с дочерью устроится в Брайтоне.
В одиннадцать часов в вильмингдонгалльском доме воцарилась глубокая тишина; слуги все улеглись, и банкир мог спокойно обсудить свое положение.
«Его довезли, — думал он, — и он там останется, пока я в состоянии платить по условию. Конечно, все это уладилось бы гораздо проще, если бы питье возымело желаемое действие: эта смерть не возбудила бы ни в ком подозрений. Но теперь я должен бояться не его, а дочери. Она знает что-то, но что она знает? Не она ли разрушила этот план, ограждавший меня от ответственности? Не сочтет ли она долгом заявить о проступке отца? Это страшные вопросы, но я должен во что бы то ни стало узнать истину, я должен видеть дочь». Банкир поднялся наверх к дверям комнаты Юлии, но не получив никакого ответа на неоднократный стук, сказал тихо, но внятно:
— Это я, Юлия, твой отец, и прошу тебя отворить мне.
За дверью послышались легкие шаги и дрожащий голос Юлии.