— Досадно, конечно, — отвечал герцог, — но если лошадь действительно так своенравна, то не стоит об этом сожалеть.
— Своенравна! — воскликнула с презрением Эстер. — Да разве я побоялась бы ее своенравия? Я люблю скакать на диких лошадях и покорять их своей воле. Вам бы пора знать, что если я задумала какое-нибудь дело, так и исполню его обязательно, а вам остается только достать мне эту лошадь.
— Но ведь вы сказали, что она продана?
— Да, но ее можно купить у того, кто ее приобрел; покупатель, конечно, не станет отказываться от барыша.
— Это будет зависеть от характера того, кто ее купил. Кто он такой?
— Лорд Ботвель Валлас.
— В таком случае это безвыигрышное дело: лорд не расстанется с лошадью, если она ему понравилась.
Эстер взглянула на герцога с гневным презрением.
— Хорошо, — сказала она. — Теперь я понимаю, как ничтожна ваша любовь ко мне, если вы не хотите исполнить даже такого пустякового желания.
— Милая Эстер, я готов сделать все, что от меня зависит, но лорд Валлас богат и вряд ли польститься на крупный барыш. Впрочем, попробую, авось и удастся.
— А до тех пор не являйтесь ко мне на глаза.
На другое же утро герцог написал Валласу и предложил ему за лошадь 1000 фунтов, упомянув, что он ее торгует для одной дамы. Ответ был далеко не так не благоприятен, как думал герцог. Лорд Валлас писал:
«Любезный Гарлингфорд!
Я с радостью уступил бы вам за свою цену эту дьявольскую лошадь, но не могу этого сделать, узнав, что вы ее торгуете для дамской езды. Я и мойгрум уже убедились, что нрав этой лошади неукротим в такой степени, что я отправил ее обратно в Татерфалл с приказанием продать за любую цену.
К Вашим услугам Валлас».
Гарлингфорд вообразил, что Эстер по прочтении подобной записки откажется от лошади, которую не смог обуздать даже такой ездок, каким был Валлас, но Эстер гневно смяла записку и потребовала, чтобы Гарлингфорд доставил ей удовольствие победить Sabot du Diable. Письмо было отправлено, и лорд Валлас опять не замедлил с ответом следующего содержания:
«Любезный Гарлингфорд!
Если ваша знакомая домогается гибели, то ее домогательство легко осуществится при первой же поездке на этом дьяволе. Для обуздания необходима буквально железная рука и упрямство, равное упрямству этого проклятого животного.
Валлас».
Но Эстер была не такова, чтобы принять во внимание слова лорда Валласа и увещевания герцога. И хотя последний по-всякому отговаривал ее от исполнения безумной прихоти, на следующее утро эта лошадь красовалась в ее конюшне.
Со дня своего ночного путешествия Лионель находился в каком-то лихорадочно-тревожном состоянии. Он избегал встречи с Юлией Гудвин: мысль упорно влекла его к кровавым свидетелям неведомой драмы, к забытой перчатке и клочку сукна, найденным им в погребе. Противоположные чувства терзали Лионеля: он ясно понимал, что напал на след страшного преступления и обязан довести его до сведения полиции: но когда он думал, что этот преступник — отец его Юлии, он старался уверить себя, что его подозрения ни на чем не основаны, что он не вправе обвинять Гудвина в подобном преступлении. Какая причина могла заставить банкира убить человека? Но как ни убеждал он себя верить в невиновность банкира, внутренний голос говорил ему, что это преступление было совершено, и он не вправе медлить и покрывать преступника, чтобы только не разрушить спокойствия Юлии. Трудна и продолжительна была эта борьба между долгом и чувством, но Лионель вышел из нее победителем и тотчас же решился отправиться в Лондон, чтобы объявить полиции о своих подозрениях.