«И простите мне мою нерешительность, вызванную новизной и трудностью предмета, в связи с которым мне в голову приходили самые разнообразные мысли, периодически представлявшиеся убедительными, но потом снова отвергавшиеся, что оставляло меня сконфуженным и растерянным, ведь мне не хочется утверждать что-либо, когда сказать нечего. Тем не менее я не отказался в отчаянии от этой задачи. Напротив, я надеюсь, что этот новый феномен окажется способным сослужить мне прекрасную службу, позволив настроить некоторые лады и добиться согласия в звучании величественного диссонирующего органа нашей философии - инструмента, за которым, полагаю, я увижу множество органистов надорвавшимися в тщетных попытках настроить его и достичь совершенной гармонии. Их усилия будут тщетными, потому что они оставляют (или скорее сохраняют) три-четыре важнейших лада в диссонансе, что делает принципиально невозможным для них создание совершенной мелодии».
Именно эти расстроенные лады, по мнению Галилея, заставляли несколько нот звучать фальшиво, и в их число входили неизменность небес и неподвижность Земли.
Вельзер учтиво писал Галилею: «Вы продемонстрировали огромный интерес к проблеме, прислав мне в ответ на мои несколько строк составленный за весьма короткое время столь обширный и пространный трактат»[24]. Трепет сопричастности в качестве свидетеля рождения новой философии, выраставшей на почве астрономической аномалии, которую являли собой пятна на Солнце, заставил Вельзера показать письмо Галилея более широкой аудитории, чем не вызывавший у него особого доверия как ученый Апеллес (тот даже не читал по-итальянски, так что ему пришлось бы несколько месяцев ждать приемлемого перевода). Вероятно, Вельзер считал, что князь Чези из Академии-деи-Линчеи, с которым он также состоял в переписке, сможет опубликовать сообщение о пятнах на Солнце в одном из готовившихся к печати выпусков находившегося в его ведении периодического издания. «Стало бы огромным благом для публики, если бы небольшие трактаты, посвященные новейшим открытиям, выходили один за другим, - писал Вельзер, - сохраняя свежесть в восприятии читателей и вдохновляя других исследователей применять свои таланты, разрабатывая подобные темы; потому как невозможно допустить, чтобы создание столь грандиозной по размаху и важности системы легло бы на плечи одного человека, каким бы сильным он ни был»[25].
Князю Чези настолько понравилась идея, что он не только начал подготовку издания, но даже принял Вельзера в Академию. Вскоре Вельзер и Галилей уже горделиво подписывали письма титулом «академик-линчеец» и галантно обменивались сожалениями, если кому-либо из них случалось испытывать физическое недомогание. Когда Чези весной 1613 г. опубликовал в Риме четыре сравнительно короткие заметки Вельзера вместе с тремя длинными ответами Галилея в виде книги, посвященной феномену пятен на Солнце, он положил этим конец разговорам о подагре Вельзера и разнообразных хворях Галилея.