— Тогда чем ты был занят? — нехорошим голосом сказал папа.
Тут все замолчали. Мама вынула платочек, чтобы заплакать. Папа тихо спросил меня:
— Ты скажи, о чем ты думаешь? Кем хочешь вырасти? На кого ты надеешься?
— Я надеялся на бога, — ответил я.
— Он еще шутит! — еще больше рассердился папа. — Как вам нравится этот сатирик?
— Я… в самом деле… надеялся на бога… И я рассказал всю правду.
— Боже мой! — схватился за голову папа. — И это я слышу в моем доме! И это говорит мой сын! И кому? Папе-атеисту!
В комнату вошла Пелагея Ивановна и спросила, нужно ли засыпать в суп вермишель.
— К черту вермишель! — закричал папа. — Лучше скажите, чему вы учите сына?
Пелагея Ивановна посмотрела на меня, сложила руки под фартуком и сказала жалобным голосом:
— Ничему я его не учила. Дите мое чистое, непорочное, забижают тебя родители… Нету тебе от них никакого внимания…
— Вот полюбуйтесь, — развел руками папа. — От нее он всему научился. Ходят по земле такие старорежимные старухи, и никто их не перевоспитывает.
— Я и без вас воспитанная и перевоспитания — сказала Пелагея Ивановна.
Никому до них нет дела, — продолжал папа. — Никто их не агитирует, не убеждает, никто на них не влияет. Групком домработниц в стороне. Даже радио не рассказывает им, как возникла жизнь на Земле, есть ли жизнь на Марсе, не говоря уже о дру. гих естественнонаучных темах!
— Не надо мне ваших тем! — ответила Пелагея Ивановна. — Я и без них проживу. Меня и так все уважают. Меня сам товарищ Полонский, заведующий продмагом, в домработницы зовет.
Пелагея Ивановна пошла к себе и начала укладывать свои вещи. Ширма колыхалась и прыгала как живая. Клавдия Николаевна отдала папе мою письменную работу и начала прощаться. Папа пообещал ей взяться за меня. А мама заплакала и сказала, что она никогда не будет нанимать домработниц. Пусть нанимают их те, которые родились в сорочке!
Я начал врать. Раньше этого за мной не замечалось. Я был хороший мальчик и никогда не обманывал родителей, у них, слава богу, и без меня хватает неприятностей. А теперь — пожалуйста… Не проходит дня, чтобы я не соврал. Я начал врать незаметно для себя и так втянулся в это дело, что неизвестно, кем я вырасту. Возможно, я стану настоящим преступником. Во всяком случае, честный человек из меня не получится. Так говорит мама.
— Это школа на него влияет, — сказала она тете Насте. — Это Лешка Селезнев, Васька Тертыч-ный и другие его друзья-приятели…
— Определенно школа, — ответила тетя Настя и обняла меня своими большими душистыми руками.
— Он восприимчивый мальчик, — продолжала мама. — Он воспринимает все плохое. Хорошее, по-» нятно, он не перенимает.