— В то время Владя ни к чему не стремился, ни о чем не мечтал. Как-то я спросила его:
«Есть ли у тебя возможность выдвинуться в своей оркестровой яме?»
«Нет», — ответил он.
«Можешь ли ты стать первой скрипкой?»
«Никогда».
«А второй?»
«Когда умрет Фанштейн, второй станет Гураль-ник».
«А вдруг умрет Гуральник?»
«Гуральник не умрет. Если он станет второй скрипкой, он будет жить вечно!»
«Это необычайно остроумно, — ответила я. — Но все же объясни: на что ты надеешься? К чему стремишься?»
«Я люблю музыку. Я играю на любимом инструменте, и мне… хорошо».
«Владя, — сказала я, — человек в жизни должен к чему-нибудь стремиться. Он должен иметь цель, мечту. Это же исторический факт, что каждый солдат хочет стать генералом. Тебя не назначат первой скрипкой, попробуй стать композитором. Все говорят, что ты прирожденный мелодист»,
— Чудная мысль, — сказал папа.-1. Лучше продавать свои мелодии, чем играть чужие.
— Правда. хорошая мысль? А с каким нечеловеческим трудом мне удалось ее вбить в его ленивую голову. Один бог знает, чего это мне стоило. Кончилось все это тем, что он начал сочинять и быстро пошел в гору…
— Он способный, — сказал папа. — Мне бы его способности, я бы тоже не растерялся.
— Он способный, и талантливый, и здоровый как буйвол. Поверите, он не знает, где помещается сердце. Он никогда не жаловался на повышенное давление, на сердечные спазмы, на камни в печени. Ни одна традиционная композиторская хвороба не приставала к нему. Он мог сочинять по шестнадцать часов в сутки. Он сочинял песни, марши, мазурки, фокстроты, музыку для фильмов о гнездовой посадке картофеля, об угольных комбайнах, охоте на енотов и многом другом. Мы прекрасно жили. Но я на этом не успокоилась. «Владя, — сказала я, — это же факт, что надо ковать железо, пока горячо».
«Что я еще должен отковать?» — спросил он,
«Муэыку для полнометражного фильма. Такой мастер, как ты, должен переходить на большие формы».
Вот тут-то он и взбунтовался. Тут-то все и началось. Он начал вопить, что он не музыкальная машина. Он не может ежеминутно выдавать новые мелодии. Ему надоела эта вечная суета, погоня за деньгами, за вещами, за славой. Он, видите ли, хочет обратно в яму. К своим скромным лабухам. Как было ему хорошо вечерами сидеть у пюпитра и слушать праздничный шум, доносящийся из переполненного зала, и играть «Раймонду», а не мелодичную труху, которую сочиняет сам…
— Это он выпендривается, — сказал папа. — Попомни мои слова: он не вернется в свою оркестровую яму. Так не бывает.
— Кто знает, — сказала мама. — А вдруг он вернется? Помнишь, у Толстого князь Сергий бросил все — квартиру, знакомых, друзей —. и поселился в келье.