— Я с ужасом жду этого дня, — говорила мама. — Я этого не переживу.
— Переживешь! — смеялся папа.
И мама пережила. Она только страшно испугалась, когда Лялька пришла и сказала, что ее уже распределили.
— Куда? — спросила мама.
— В Уфу!
— Я так и знала, что тебя похоронят в глуши! У мамы задрожали губы и кончик носа стал
совсем красный.
Значит, Ляльку похоронят в глуши. Мне сразу стало ее жалко. Я люблю Ляльку. Она хорошая сестра. Правда, не всегда она бывает хорошей. Утром, когда Лялька опаздывает в институт, она становится злой как черт. Вечером она не такая злая. И она делается совсем доброй, когда приходит Володя-длинный, баскетболист, тот самый Володя Рукавишников, про которого мама думала, что он плесень. Лялька говорит, что он ей безразличен. Она чихать на него хотела. Поэтому, когда Володя приходит, она становится веселой, вызывает меня в свою комнату, обнимает за плечи, дает билеты на каток. Она говорит Володе, что я хороший парень. А Володя-длинный отвечает, что таких мальчиков он никогда не видел и, наверное, не увидит до самой своей смерти. И Лялька смеется…
И вот такую сестру мы скоро похороним. Мне стало жалко Ляльку. Я очень разволновался. Мама тоже разволновалась и попросила лекарство для сердца. Тут я вышел на кухню. ^
Дедушка Бедросов, как всегда, возился у плиты. Он любит варить обед. На нем был фартук в клеточку. Этот фартук сшила себе его жена, Евгения Николаевна. Она была толще дедушки, поэтому фартук висел на нем, как сарафан на палке.
Бедросов держал в руках большую кишку и запихивал в нее гречневую кашу.
— Что нос повесил, джигит? — спросил меня Бедросов. — Никак ты схлопотал двойку?
— Не схлопотал… Мы скоро Ляльку похороним… Бедросов так испугался, что кишка у него упала на пол и из нее вывалилась каша.
— Ты что, сдурел? — рассердился он.
— Нет, не сдурел.
— Такая здоровая девка — и вдруг помрет!
— Еще как помрет, — сказал я. — Ее похоронят в глуши.
— В какой глуши?
Я все рассказал старику. Он еще больше рассердился и начал кричать, что мой папа не в столицах родился, а в Воронежской области, а мама — в Пяти-хатке. И они там жили и не померли в глуши, а вот их дочь должна обязательно помереть! Дедушка заговорил быстро-быстро, и слова у него вылетали как пули и наскакивали друг на друга, так что уж ничего нельзя было понять.
Я вернулся в комнату. Пришел с работы папа. Мы сели обедать. Никто ничего не ел, все ковыряли, как говорит мама, вилками в тарелках.
Папа уже не смеялся над мамой, он сказал, что надо спасать Ляльку.
— Может быть, достать справку, что она больна? — спросила мама.