Блатные и уличные песни (Автор) - страница 13
Голуби летят над нашей зоной,
Голубям преграды в мире нет.
Как бы мне хотелось с голубями
На родную землю улететь.
Но забор высокий не пускает,
И колючек несколько рядов.
Часовые с вышек наблюдают,
И собаки рвутся с поводов.
Вечер за решеткой догорает.
Солнце тает, словно уголек.
На тюремных нарах напевает
Молодой уставший паренек.
Он поет, как трудно жить без воли,
Без друзей и ласковых подруг.
В этой песне было столько горя,
Что тюрьма заслушалася вдруг.
Плачут в дальних камерах девчата,
Вспоминая молодость свою,
Как они когда-то и кому-то
Говорили ласково: «Люблю…»
Даже самый строгий надзиратель
У стены задумчиво стоит.
Только он один, паскуда, знает,
Что парнишке ночь осталось жить.
А наутро грянули засовы,
Повели парнишку на расстрел,
И последним было его слово:
«Приведите сына повидать!»
И по темным, узким коридорам
Пробежал мальчишка лет пяти,
Бросился на шею с криком:
«Папа! Ты меня с собою забери!»
Вы летите, голуби, летите,
Вы летите в дальние края,
Вы родимой матушке скажите,
Что нет больше сына и отца…
ГОРЬКИЕ СЛЕЗЫ
Вешние воды бегут с гор ручьями,
Птицы весенние песни поют.
Горькими хочется плакать слезами.
Только к чему? Все равно не поймут…
Разве поймут, что в тяжелой неволе
Самые юные годы прошли.
Вспомнишь о воле, взгрустнешь поневоле,
Сердце забьется, что птица в груди.
Плохо, мой друг, мы свободу любили,
Плохо ценили домашний уют.
Только сейчас мы вполне рассудили,
Что не для всех даже птицы поют.
Вспомнишь о воле: былое веселье,
Девичий стан, голубые глаза…
Только болит голова, как с похмелья,
И на глаза накатится слеза.
Годы пройдут, и ты выйдешь на волю,
Гордо расправишь усталую грудь,
Глянешь на лагерь презренно глазами,
Чуть улыбнешься и тронешься в путь.
Будешь бродить по российским просторам
И потихоньку начнешь забывать
Лагерь, окутан колючим забором,
Где приходилось так долго страдать.
СУДИЛИ ПАРНЯ
Шумел бушующий камыш,
Судили парня молодого,
Он был красив и молчалив,
Но в жизни сделал много злого.
Его хотели расстрелять,
Он попросил у судей слова.
Ему не смели отказать,
Нет прав на это у закона.
«Когда мне было десять лет,
Я с родаками распрощался,
Я стал курить и выпивать
И со шпаною я связался.
Однажды мы вошли в село,
Где люди тихо мирно спали,
Мы грабили один лишь дом
И света в нем не зажигали.
Когда же я зажег свечу…
Тоя такое там увидел…
О, Боже! Ты меня прости…
Я сам себя возненавидел.
Там на полу лежал отец.
Он был убит моей рукою.
Его уже остывший труп
Был залит собственною кровью.
А рядом с ним лежала мать
В груди с кинжалом, умирая…
С ее печальных грустных глаз
Слеза хрустальная упала.
А малолетняя сестра