Он попросил, чтобы я перевел его на английский язык. Когда я преклонил колени, чтобы взять его, он положил руку на мою голову в знак благословения. «Ах, Джампа Табке [мое тибетское имя]», – вздохнул он. Я оставил комнату, не надеясь увидеть его снова.
Последние месяцы в Корее я потратил на завершение работы над книгой, в которой излагается учение Кусана Сынима. Сонгиль разыскала несколько старых магнитофонных записей его лекций о Десяти изображениях быка (классической серии рисунков, представляющих практику дзэн-буддизма), и я расшифровывал их. Уэзерхил Букс, уважаемое токийское издательство книг по восточноазиатской культуре и религии, согласилось опубликовать книгу под заголовком
Корейский путь дзэн. Издательство в Сеуле также обратилось ко мне с предложением написать небольшую книгу по тибетскому буддизму для перевода на корейский язык, которую я сумел закончить той осенью. После церемонии в честь первой годовщины смерти Кусана Сынима 16 декабря Сонгиль и я оставили Корею. Мне был тридцать один год, и я монашествовал в течение чуть более десяти лет. Теперь эта фаза моей жизни закончилась.
7. Буддийский неудачник (II)
4 ЯНВАРЯ 1985 года. У меня все еще был паспорт с вклеенной фотографией улыбающегося монаха, с загнувшимися уголками и меткой о выезде с Британской территории – Гонконга. Поезд, отделанный деревянными панелями, трясся и бряцал, пока мы добирались от станции Коулун до границы Китайской Народной Республики. Когда я не разглядывал за окнами потертые здания, стоящие вдоль дороги и едва различимые сквозь туман, я обращал свой взор на Сонгиль – или «Мартину», как она теперь просила себя называть, – сидевшую напротив меня. Наши колени сталкивались каждый раз, когда поезд проезжал очередную стрелку.
После отъезда из Сунгвангса мы совершили перелет из Сеула в Гонконг. Прежде чем возвратиться в Европу, мы хотели посетить монастыри Южного Китая, где традиция чань-буддизма (дзэна) впервые появилась во времена династии Тан (618–907 гг. н. э.). В свете информации о разрушениях в ходе «культурной революции», нам было любопытно, сохранились ли эти места. Во время ожидания виз в насквозь продуваемом коридоре в китайском посольстве до нас дошел слух, что власти недавно признали Лхасу «открытым городом»; это означало, что теперь можно было отправиться туда в качестве обычных путешественников. Когда мы спросили чиновников в посольстве, могли бы мы отправиться в Тибет, они покачали головами и посоветовали навести справки, когда мы прибудем в Китай. Мы выразили желание заключить брак в гонконгском здании муниципалитета, затем сели в поезд в Гуанчжоу (Кантон).