За окном светило неяркое осеннее солнце. Только солнце - Зеркало не работало, лишь чуть виднелось в небе, огромным белёсым четырёхугольником. А небо было синее-синее, с короткими росчерками реактивных следов, и лес внизу был как на ладони. Он тянулся до самого Финского залива - местами зелёный и рыхлый, местами ослепительно-жёлтый под солнцем, как флуокартина. Когда я был мальчишкой, лес только-только начал наступление на город, робко захватывая окраины. А теперь среди безбрежного леса виднелись лишь несколько каменных островков исторического центра. Остальное лес поглотил - оставил только крыши зданий, линии СКОРТ, да торчали из леса там и сям одинокие башни заводов. И тянулись по небу ровные вереницы вертолётов, на разных эшелонах.
Ребята задерживались: что-то ещё гоняли по цепочке. Паша подпер лоб левой рукой и небрежно крутил правой в тач-зоне. Калью погрузил в свою тач-зону обе руки и сосредоточенно моргал белёсыми ресницами, глядя в С-монитор. А практикантки Оля и Таня сидели ко мне идеально ровными спинками - то есть личиками к Калью - и, готов поручиться, постреливали в него глазками. Нравится им у нас; и дело тут не в радостях совместного творчества, а в нашем обстоятельном викинге. Шерше, так сказать, ль'ом.
Я немного размялся. Несколько раз присел с выпрыгом, потом слегка погонял тень, загнал её в угол и повышиб из неё все перья. В качестве тени я представил себе бессовестного Калью. Дело, разумеется, не в практикантках Оле и Тане - не в моём они стиле абсолютно - но в конце-то концов! Это из-за него я страдаю от голода. Он не торопится по причине неторопливости; девочки ни за что не выйдут раньше него; а Паша не торопится вместе со всеми.
Ожидая ребят, я подумал, что хорошо бы сегодня съесть ухи. Знакомые мои в большинстве при слове "уха" скучнеют и бормочут про "невкусную варёную рыбу". Не любят они супов. Не понимают, несчастные, что правильно приготовленный суп стоит хорошего шашлыка. А уж уха... Сытная, с наваристой юшкой, дух от которой поднимается к небесам из ложки... Золотая, жирная, с зелёным лучком сверху. Чтоб двумя тарелками - до состояния полного философского удовлетворения. И к ней хлебца белого, разогретого с чесночным маслом... У меня заныли жевательные мускулы. Пришлось ещё немного поколотить тень бессовестного Калью. Интересно, почему в столовой не готовят нормальную уху? Дома - пожалуйста, на рыбалке - пожалуйста, в "Золотой Рыбке" - пожалуйста, а в столовой - никак, только рыбный суп. Даже если этот рыбный суп и называется звучно "Уха ростовская" или даже "Уха по-царски с садковой стерлядью". Опять же: почему дома цыплёнок табака - приличное блюдо, достойное гостей, а в столовой это же, в сущности, блюдо под названием "кура жареная" - достойно только того, чтобы съесть и забыть? Машинная готовка? Но в "Золотой Рыбке" тоже машинная готовка. Специфика больших объёмов?