Стрига зачарованно улыбается, перебирает подвески на цепочках, трогает кончиками пальцев крохотных птиц, сжимающих в клювах зёрна.
– Нежка, я… – начинает Мечеслав и видит, как голая, с торчащими лопатками, спина женщины вздрагивает, будто от удара, и каменеет.
Потом ключница поворачивается к нему лицом, и Мечеслав Дружина проклинает свой кривой неуклюжий язык – в глазах женщины нету больше ни улыбки, ни тепла. Одно мертвенно-гладкое, будто сталь клинка, спокойствие.
– Стрига, витязь, – тихо говорит она, глядя на него между свалившихся на лицо прядей. – Меня зовут Стригой.
– Я… – хриплым голосом заново начинает Мечеслав, но холодные пальцы ложатся на его губы.
– Не надо, витязь. Не надо просить у меня прощения. Не надо думать, будто что-то мне должен. И больше всего – не надо привязываться ко мне. Привязывать ко мне свою судьбу. Мне нечего в ней делать, витязь, поверь. Нет. Молчи. Молчи и слушай – или я уйду прямо сейчас и больше не буду для тебя даже Стригой – только ключницей. Ты сын воина. Вождя. Я родилась вольной селянкой, а сейчас и вовсе, – северянка улыбается одними губами, – ключница. Челядинка. Пусть по собственному выбору – что это изменит? Моё прошлое не подходит тебе. А будущее – того меньше. Я даже не знаю, когда Лада даст мне зачать и даст ли когда-нибудь. И я старше тебя, витязь. На пять или шесть лет, верно? Не надо, витязь… а если ты думаешь, будто, помогая мне помнить, что я до сих пор не только Стрига, но и женщина, ты чего-то ещё остаёшься мне должен…
Стрига печально улыбается. Её пальцы, покинув губы вятича, касаются его щеки.
– Я благодарна тебе за подарок. И рада ему… – женщина придвигается вплотную, шепчет ему в самое ухо, касаясь его груди никогда никого не кормившими сосками. – Но если ты правда хочешь сделать меня счастливой… мне надо только одно…
Её шёпот всё тише, губы всё плотнее прижимаются к его виску, касаясь его поцелуями.
– Стриге надо только одно, витязь… убивай их… сколько сможешь… слышишь? Убивай… всех… всё их коганое отродье… только это, витязь, если хочешь порадовать меня, только это одно…
Слов ответа она не ждёт. И не нужны уже слова…
Потом они засыпают. Когда вятич просыпается, Стриги нет рядом.
Наутро её взгляд – как прежде, ровный, неузнающий. Будто ничего не было…
Но…
Из-под опушки её шапки поблёскивают – цепочки подвесок спускаются до воротника – булгарские колты.
И вятичу кажется, что, когда полюдье покидает Новгород-Северский, в его укрытую плащом спину глядят с заборол не только глаза отроков-часовых.
Теперь Мечеслав смотрит вокруг чуть иными глазами. Этот путь они уже проходили – тогда на челнах-насадах, нынче – на санях, но та же река, и тот же путь, и те же городцы. Только тогда они пролетали мимо них, если и отдыхали – на берегу, у насадов, а сейчас останавливаются переночевать, у огня, за крепкими стенами.