Даров наволокли – полный двор. Взять хоть ту их часть, что можно было съесть или выпить – дружине пришлось бы трудиться дня два, если не три – а потом ещё денек от неуемного обжорства отлеживаться. Везти с собой – так сколько ещё принесут в следующих становищах, да и попортится в дороге.
Мечеслав поделился этими раздумьями с Икмором, но младший сын Ясмунда только хмыкнул:
– Делов-то… от каждого кушанья отведаем да оставим. Будет им вроде как моленное…[19]
– Тоже кумир Божий отыскался… – фыркнул слушавший беседу приятелей Клек.
Но так в конце концов и сделали.
Нашлись и взыскующие княжьей Правды, и просто желавшие посмотреть на правителя державы вблизи – за день Чернобыль просто вскипел народом.
Если князю пришлось разбираться с судебными тяжбами и прошениями, то его дружинникам досталось внимание иного рода.
Дивное дело – в тлевшей ненавистью деревской земле никто не поднял руки на витязей великого князя. А здесь – охотники эдак почтительно задрать киевских воинов, выказав свое бесстрашие перед друзьями, а в первую голову подругами, съехались, похоже, к Чернобылю со всей округи.
Сам Мечеслав Дружина за день гостьбы в городе на Припяти успел подраться три раза. Два – на мечах и один – на кулаках. Ну что он решил для себя – не селяне, нет. И не князь-Глебовы недотепы. С какого конца берутся за меч, знали хорошо. Но дрались явно реже, чем бойцы лесных городцов или порубежных крепостей на хазарской границе. На счастье, убивать никого не пришлось. Сбитые наземь, дреговичи звали пить мировую – соглашался. Засыпали расспросами. Любопытно молодым дреговичам было все: и откуда сам – по голым, без наколок, рукам и волосам, стриженным под горшок, а не в прядь посредь обритого черепа, угадывали, что не русин, и про хазар, а больше всего – про Киев и про князя. Мечеслав отдувался, как мог, отчаянно жалея, что рядом нет Верещаги – вот кому было б раздолье и для драк, и для рассказов… иногда спасал Икмор – если сын Ясмунда в это время сам с кем-нибудь не дрался, не пил мировую, не утолял любознательность чернобыльских молодцов.
Если, покинув пределы Деревской земли, Мечеслав Дружина только вздохнул с облегчением, то Чернобыль он покидал не без сожаления. Впрочем, в следующем за ним становище, Брягине, прием был ещё пышней – из Турова, стольного града дреговичей, туда приехал князь болотистой земли, Завид Турый, тезка незадачливого киевского приворотника. В просторном корзно, прикрывающем круп сивого жеребца, в меховой шапке с большими отворотами – вроде той, в которой ходил слепой лях Властислав. Над Завидом везли, вместо стяга, череп лесного быка-тура с огромными рогами. И опять, после пира, ознаменовавшего встречу государя с подручным владетелем, Святослав с Турым заперлись в покоях брягинского посадника Первуда и до полуночи о чем-то рядили.