Я представляю себе есенинскую старушку, проплакавшую глаза в ожидании сына. Поэтому элегантная моложавая женщина в платье на бретельках, приветствующая гостей около бассейна, воспринимается мною кем угодно, только не несчастной вдовой, скучающей по единственному сыну.
— Это твоя мама? — удивленно спрашиваю я.
Глаза Стива светятся гордостью за свою маман. Понятно, что Нэнси ревнует его к ней.
— Вы просто настоящая красавица, — едва коснувшись моей щеки, восхищенно шепчет маман и представляет меня гостям как партнера сына по бизнесу.
Прием, или «парти», как говорят американцы, продолжался до позднего вечера.
Таким вниманием я не пользовалась, пожалуй, никогда. Мужчины делали мне многочисленные комплименты, а женщины разглядывали, как восьмое чудо света. Этим людям, живущим так далеко от всех столиц, русских приходилось видеть разве только в кино в ролях противников Джеймса Бонда. От шампанского, которое разносили на подносах предупредительные официанты в белых перчатках, и от всеобщего восхищения мною я на какой-то момент забылась и почувствовала себя счастливой. Кружилась голова, и, отбросив все свои неприятности, я танцевала со Стивом.
— Вы чудесная пара, — обняв меня, проговорила на прощание хозяйка дома и, как мне показалось, укоризненно посмотрела на сына.
Заболтавшись, мы проскочили указатель на главную дорогу и сбились с пути.
— Сейчас разберемся, — пообещал Стив.
Остановив машину на обочине, он полез в бардачок за картой.
Его пальцы нечаянно коснулись моего колена и на мгновенье задержались. Он вопросительно заглянул мне в глаза. «Познакомимся поближе», — вспомнила я его слова и почувствовала, что меня влечет к нему так же, как в то злополучное московское утро. Я точно знала, что так поступать нельзя, но мое тело вышло из-под контроля, и я прильнула к Стиву. Руки скользнули под его пиджак, ощутили сорочку, пояс и обняли за талию.
Переднее сиденье автомобиля мягко опустилось вниз.
Он набросился на меня с такой страстью, будто ждал этого целую жизнь.
За окнами автомобиля стояла благоухающая апельсиновыми садами американская ночь. Из приемника доносилась мелодия неизменного кантри. Я оправдывала себя только тем, что теперь уж наверняка обрадую своего врача.
— Можете меня поздравить! — сообщил мне довольный врач после очередного осмотра.
— А вы меня! — возмущаясь дурацкой самоуверенностью, возразила я.
— Да-да, нас двоих, — поправился он.
— Троих в некотором роде, — не сдаваясь, уточнила я.
— Конечно, конечно, — согласился врач, уставившись на экран монитора УЗИ. — Вы у меня двадцатая по счету.