дурашливую иностранную песенку. Молча.
В отделении – это одноэтажный, скромный домик, засевший между «Центральной»
гостиницей и краеведческим музеем – водитель передоверяет тебя коротко стриженому
юнцу в мятой форме, по лицу которого будто бы размазана злобно-презрительная ухмылка.
Похоже, он кривит губы при виде тебя, но по мере того, как вы углубляетесь в недра здания,
становится ясно, что у парня атрофированы лицевые мышцы, его недобрая улыбка и глаза с
прищуром – это всего лишь неудачно застывшая маска. Юнец тихо объясняет, что Семеновы
очень влиятельные и уважаемые люди в городе, история их бедствий не может не опечалить,
а ты тем временем тщетно борешься с чувством, что его презрение и озлобленность все-таки
предназначаются тебе. Если на лице застыло такое отталкивающее выражение, невольно
станешь вести себя ему подстать, хотя бы в целях самозащиты.
Спустившись на подвальный уровень, вы еще некоторое время бродите по коридорам с
низкими сводчатыми потолками, и, наконец, кривой провожатый распахивает перед тобой
дверь в нужный кабинет. Это небольшое помещение с оконцем, как будто просочившимся в
потолок, за письменным столом курит Никита, около него сидит охранник, Адель бросается
к тебе откуда-то из-за двери.
- Слава Богу! – восклицает она и трясет твою руку. – Я так боялась, что вы откажетесь и
не придете. Спасибо! Спасибо.
У девушки красные от слез глаза, бледное личико трогательно припухло, и смотрит она
на тебя почему-то с надеждой. Ты впервые замечаешь ее уши, маленькие и не оттопыренные,
– прежде они всегда были скрыты распущенными волосами, а теперь на голове у Адель
тугой пучок, какой-то драматичный: видимо, пришлось забыть о прическах с того момента,
как она обнаружила тело Степана Михайловича. После смерти одного близкого человека –
мужа – Адель еще могла держать себя в руках, но инфаркт свекра и признание брата, это
было уже чересчур.
- Поговорите с ним, - умоляющим голосом просит твоя знакомая и нервно тычет пальцем
то ли в сторону Никиты, то ли в охранника. – Может, хотя бы вы…
- Адель, прошу тебя, - спокойно перерывает ее брат. – Я несу ответственность за
совершенное преступление, и это вовсе не тот случай, когда меня кто-то сможет
переубедить. Зачем понапрасну тревожить людей, тем более, не имеющих никакого
отношения ни к этой истории, ни к нашей семье?
- Ты не совершал никакого преступления! – несколько раздраженно вскрикивает Адель и,
скорее всего, не в первый раз.