Печальная решимость. Адель прикрыла тебя своим телом, и изголодавшийся металл пули
вонзился именно в ее грудь, а не в твою. Девушка упала на тебя, в твои руки, и медленно
сползла на пол. Филипп отреагировал странно. Просто замер. Его глаза тоже были широко
раскрыты, в них ясно читались удивление и боль осознания. Он понимал, что случайно
застрелил ту, которую любил. Как ни пытался он убедить себя, что ненавидит Адель, он все
равно ее любил. И случайно застрелил.
Внимание! Текст реальности изменен. Текст реальности изменен. Прекратить
операцию.
Ты растерянно высишься над телом Адель.
Она еще жива: мучаясь болью, по-детски сворачивается калачиком и что-то шепчет.
Пистолет Филиппа звякнул о паркет. Мужчина падает около нее на колени, порывисто
хватает в свои объятия и стонет.
- Прости меня. Прости. Что я наделал?!
Вы оба видите ее ясное лицо. Девушка слабо улыбается. Глаза полуоткрыты.
- Я такая глупая, - шепчет тихо-тихо. – Всех запутала.
Затем, наверное, Адель вспомнила, что она все-таки известная актриса, красиво откинула
голову и умерла.
136
Пока Филипп мнет еще горячее тело любимой и с громким стоном утыкается лицом в ее
простреленную грудь, ты решаешь убежать. Но ты действуешь будто во сне, точнее – под
впечатлением от произошедшего. Сначала медленно идешь в сторону двери из квартиры, но
на полпути вдруг останавливаешься. Возвращаешься обратно в комнату, забираешь,
совершенно себя не осознавая, коробку с деньгами и снова в прихожую – мимо ничего не
замечающего Филиппа.
Страх возвращается к тебе на лестничной клетке. Ты замечаешь прямую и
высокомерную Лидию, которая спускается с верхнего этажа, видимо, привлеченная звуком
выстрела. И только тогда все осознаешь и вспоминаешь. Шатаясь из стороны в сторону на
непослушных ногах, ты летишь вниз, и неизвестно даже, кого в тот момент страшишься
больше: разгневанной хозяйки дома, Филиппа с пистолетом или убитой Адель. Все они
остались позади. Стены расплываются. Твои ботинки грохочут. Пачки денег в коробке
дружно подпрыгивают. Дверь из подъезда. Конечно, погоня будет, ты не сомневаешься. Но
лучше умереть на свободе.
Ты бежишь по тротуару, а расстегнутый пуховки Сысоя, как парашют, надувается за
спиной пузырем. Тебе никогда не забыть спокойного лица умирающей Адель, это
воспоминание останется с тобой навечно. Пока ты не понимаешь, как же она смогла
пожертвовать ради тебя собственной жизнью. Возможно, никогда не поймешь. Но память об