где-то здесь, в квартире. Куда тебя угораздило его спрятать?!
Ощущение времени и пространства медленно покидает душку. У косогора она и
умирает.
Филипп разозлен не на шутку:
- Пробирку с 28jx. Мы еще долго будем играть? А как насчет раздробленной коленной
чашечки? Хочешь? Могу устроить.
Филипп целится тебе в ногу.
- Подождите! – вспыхнула слабая надежда.
- В последний раз спрашиваю – где 28jx?
- Это такая пробирка с зеленой жидкостью? – твой голос и руки, и колени – все дрожит.
- Такая пробирка с зеленой жидкостью, - передразнивает Филипп. – Кругом одни идиоты.
Да! Да! Где она?!
- Там, - ты указываешь на шляпную коробку.
После этого частицы измельченной душки сливаются с вечностью. Казнь окончена.
Противник недоверчив и молчит. Продолжая целиться в тебя, Филипп медленно идет к
кровати, а ты, воспользовавшись этим, осторожно делаешь несколько шагов в сторону двери.
- Стой на месте, - шепчет Филипп, в его глазах сверкает что-то безумное. – Если пробирка
не там, я тебя сразу прикончу. Мне уже на все наплевать.
135
Ты повинуешься. Тебе очень страшно. Надо было сразу бежать из города, – клянешь себя
за глупое промедление.
Готовься!
- Так-так, - Филипп снова улыбается. – И деньги здесь! Какая неосторожность. Это все с
банковского счета Сысоя?
- Не знаю, - отвечаешь ты подавленно. – Это коробка Адель.
- Ах! Как не стыдно переваливать все на женщину? – он с укором щелкает языком. –
Ничего, с ней я еще разберусь. Я вот все никак в голову не возьму, зачем тебе понадобилось
надевать на себя шмотки Сысоя? Хотя сработало. Я действительно поверил, что он жив.
- Это одежда Адель.
- Ну хватит уже. Где она?
Целься!
Тебе стыдно отвечать. Возможно, Адель умерла. Но это-то как раз меньше всего волнует.
Тебе стыдно признаться в собственном уродстве. Ты даже злишься на девушку за то, что она
втянула тебя в какую-то сумасшедшую историю. Это она во всем виновата. Тебе страшно.
- Где Адель? – громко и зло повторяет Филипп. Он целится тебе прямо в грудь.
- Не знаю! Не знаю! – кричишь в истерике. Ты чувствуешь, как по ногам бежит струйка
мочи. Теплая, колючая.
- Ничтожество, - брезгливо шепчет Филипп. – Какое ничтожество Адель выбрала себе в
напарники.
- Не знаю! Не знаю! – орешь ты сквозь рыдания.
Пли!
Как быстро и неожиданно это произошло. В ту же секунду, когда он нажал на курок
своего пистолета, из дверного проема с бессильным криком: «Филипп, нет!», метнулась сама
Адель. Казалось, ее большие карие глаза стали еще больше – возможно, из-за печали, но это
точно был не страх. Скорее, печаль и решимость. Да, именно. Решительная печаль.