команды – им невдомек, что ожидание новой болевой волны в сто крат тяжелее самой боли.
Или, может быть, наоборот – они как раз смакуют это невыносимо долгое ожидание?
Первый удар наносит дядя Лидии. Тебе-то казалось, он не хочет мараться и только
собирается управлять крепышами, но Петровича обязывали его возраст и опыт – по сути,
удар, им нанесенный, и послужил приглашением к бойне. Так прозвучала команда
действовать, и бывший зэк вновь отошел в сторону. Он въехал тебе прямо в живот, немного
ниже того места, куда била Лидия. Татуированный кулак ушел в мягкую плоть, не встретив
ни малейшего сопротивления. От этого мощного давления твой желудок невольно
уменьшается в два раза и бросается к горлу – съешь ты чего накануне, облеванной груди не
миновать, но ты только кашляешь надсадно и глухо хрипишь. Переводить дыхание больше
нет возможности, потому что удары начинают сыпаться на тебя один за другим.
Братья Лидии хорошо усвоили последнее напутствие дяди – твое лицо они не трогают, а
вот с животом и грудью обходятся, как с боксерской грушей или свиной отбивной. «Избитые
сравнения», - бредишь ты, только и мечтая о том, чтобы потерять сознание. Но оно остается
с тобой, ни на секунду не покидая, и глаза не закрываются, хотя ты жаждешь. Приходится
неотрывно смотреть и мысленно отмечать каждый новый выпад. Два брата, пыхтя и сменяя
друг друга, молотят по твоему животу в одну и ту же точку. Постепенно – ты констатируешь
– физическая боль сменяется представлением о боли, и теперь нарывают уже не живот или
задетые органы, а сам мозг – он дергается, изнывает, нестерпимо гудит, вспыхивает,
взбрыкивает, тлеет гнойной раной.
Эти страшные вибрации пропитывают все твое тело целиком – боль безраздельно
овладевает сознанием, волей, телом; одним представлением о боли нашпигован каждый
нерв, каждая мышца, каждая полость и ткань. Ты перестаешь различать паузы меж градом
сыплющихся ударов, утеряв способность хотя бы мысленно сопротивляться мерзкому
насилию, ты попросту в него превращаешься – теперь ты и есть боль. И от всей ее
подноготной тебе никуда не деться. Ты – это боль.
Третьему брату Лидии надоела роль свидетеля. Он больше не в силах противостоять
общему азарту, со всей мочи швыряет тебя об пол и, ребячливо улюлюкая, присоединяется к
истязаниям. Ты как на ладони – валяешься сморщенным носком на полу, совершенно нечего
скрывать. Пинкам, плевкам открыты и спина, и плечи, и ноги, и поясница, и уже почти