— Уже темнеет, фрейлейн графиня. Здесь рядом гостиница, похоже, приличная. Может, в ней и остановимся?
— Это заведение Кастена, лучшее в городе и весьма посещаемое, особенно офицерами-гвардейцами...
— Гостиница? Зачем? — заворчала Ульрика. — Совсем недавно мы были как у себя дома у господина Филиппа. Туда и направимся. Может, он и сам уже там...
— А почему бы и нет? — согласилась Аврора. Она объяснила Готтлибу, как проехать к дому своего брата. Это было недалеко: дом Филиппа стоял на опушке герцогского парка, в начале длинной тополиной аллеи, ведшей в Херренхаузен. Но при виде дома Аврора велела кучеру остановиться: там, где она провела около двух лет, теперь было совершенно пустынно и темно. Света не было ни в одном окне, а ведь раньше с наступлением темноты во всех комнатах зажигались свечи, даже в отсутствие гостей. Филиппу нравилось, когда его жилище сверкало в ночи, как маяк, чтобы любому, кому он мог понадобиться, проще было его найти...
При виде зловещего темного строения у девушки сжалось сердце. Ее тревога сменилась страхом, когда она увидела двух солдат, охранявших эту постройку, больше похожую теперь на пустую раковину.
Увидела стражу и Ульрика, широко перекрестилась, но промолчала. Готтлиб снова слез с облучка и подошел к дверце.
— Хотите, я поговорю с ними? — предложил он, мотнув головой в сторону часовых.
— Ступай, если хочешь. Скажи, что привез из Саксонии послание для графа Кенигсмарка...
Она наблюдала, как Готтлиб приближается к одному из часовых, как останавливается перед ним. Другой часовой продолжал медленно прохаживаться взад-вперед. Беседа вышла короткой, и вскоре Готтлиб вернулся к карете.
— Господина графа нет в Ганновере. Неизвестно, где он, куда отправился, когда возвратится. Слуги разбрелись. Едем в гостиницу? Лошади устали...
— Думаю, ты тоже... Поедем, но не сейчас. Сначала мне обязательно нужно кое с кем повстречаться. Поедем на Розелен-штрассе. Это возле ратуши, я покажу тебе дорогу. Только не забудь представить меня под именем моей сестры.
— Кому?
— Маршалу Подевильсу. Мы с ним друзья. Во всяком случае, мне так кажется... — негромко добавила она.
На самом деле это был один из ее наиболее давних и верных друзей, хотя их последняя встреча и закончилась на немного фальшивой ноте. Фридрих фон Подевильс был померанцем лет пятидесяти. С юных лет он состоял на французской службе и отличался в боях. К сожалению, на него как на гугенота повлияла отмена Нантского эдикта: пришлось ему возвращаться на родину и наниматься на службу там. Он был хорошо знаком с герцогиней-курфюрстиной Целльской еще с тех времен, когда она звалась Элеонорой д'Ольбрёз. А Филиппа Кенигсмарка он знавал еще со времен его сватовства к Софии Доротее. Он сопровождал незадачливую невесту к новому жениху, а потом, когда она переживала грудные времена, всячески старался ей помочь. При этом его блестящая военная карьера шла в гору. Что касается Авроры, то он никогда не скрывал своего восхищения этой девушкой. Он испытал невероятную душевную боль, когда именно ему было приказано оповестить сестру Филиппа о том, что ей лучше покинуть Ганновер...— А я считала вас своим другом! — сказала ему тогда девушка.