— Ты не думаешь, что это чересчур? Знаю, ты, как и я, свято веришь, что мы рано или поздно его увидим, но не испытываешь ли ты судьбу, готовя все эти вещицы так, словно он должен объявиться здесь не сегодня завтра?
— Нет. Теперь он здесь господин, и даже в его отсутствие все должно свидетельствовать об этом. Я распоряжусь, чтобы и без меня все поддерживалось в том же самом состоянии. — Обернувшись к мажордому Поттеру, она добавила: — Позаботьтесь о дровах для камина.
Амалия повздыхала, покачала головой.
— Раз мы уезжаем, то ты могла бы забрать что-то отсюда в Гамбург.
— Ты подслушала мои мысли. Я кое-что уже отложила. — Она указала на великолепную парадную шпагу с усыпанной бриллиантами головкой эфеса, которую Филипп часто надевал в ганноверском дворце, простые золотые часы, которые он брал с собой в походы, и самую старую его накидку из толстого серого сукна, подбитую мехом выдры: он носил ее чаще всего, и она хранила его запах. Все это были драгоценности, при взгляде на которые перед ее мысленным взором представал сам Филипп.
Когда хлопоты закончились, Аврора приказала закрыть ставни и двери, отдала Поттеру ключи и удалилась к себе в спальню, собираться в дорогу.
***
Назавтра две сестры покинули Агатенбург вслед за Михаэлем Гильдебрандтом, которому нужно было вернуть в Ганновер пустые повозки и позаботиться о собственных делах. Он-то уезжал радостный, ведь фрейлейн фон Кенигсмарк приняла его к себе на службу из-за его неоднократно доказанной верности Филиппу.
Госпожа фон Левенгаупт была согласна, что девушке в ее положении необходим помощник, посвященный во все сложности. Молодой ганноверец был тронут проявленным к нему доверием чуть ли не до слез, потому что влюбился в молодую графиню с первого взгляда. Он, конечно, ни за что не посмел бы это показать, но сама мысль, что отныне он все время будет рядом с Авророй, делала его таким счастливым, что ему приходилось постоянно быть начеку, чтобы не выдать своего приподнятого настроения. Впрочем, он заступал на свою новую должность не сразу: Аврора попросила его побыть еще какое-то время в Ганновере и понаблюдать за событиями во дворце. Невозможно было представить, чтобы София Доротея осталась взаперти до конца своих дней! Рано или поздно курфюрсту придется на что-то решиться, если только он не предпочтет — этого Аврора и побаивалась! — замять все это дело, окружив его заговором молчания. В этом случае не исключался даже смертельный исход. В распоряжении не ведающего угрызений совести князя были всевозможные способы избавиться от неудобной пленницы. Как и от пленника...