Будет ли революция в России? (Кунгуров) - страница 161

Далеко не все в этой системе было ново. Отдельные элементы ее можно найти в практике многих видных деятелей полицейского сыска более ранних периодов. Герасимов только объединил эти элементы в одно целое, связал отдельные положения в сравнительно стройную систему. В своем законченном виде, логически додуманном до конца, указывал Николаевский, это была настоящая полицейская утопия: все центры всех революционных организаций должны были бы существовать как бы посаженные под стеклянные колпаки; каждый шаг их известен полиции, которая решает, что одно проявление их деятельности, с ее точки зрения менее опасное, она допустит; другое, более вредное, пресечет в корне; одному из членов организации дозволит писать прокламации и выступать с речами на митингах, так как он менее талантлив и ею выступления производят меньше впечатления, а другого, более даровитого, посадит в тюрьму. Самое интересное, однако, в том, что этот утопический проект был реализован Герасимовым в связке с Азефом применительно к эсерам в 1906–1908 гг. — в отношении Боевой организации в большей мере, нежели в отношении заграничного Центрального комитета. В этот период, под колпаком, БО не смогла совершить ни одного успешного террористического акта. Азеф выступал в качестве секретного ангела-хранителя не только по отношению к Столыпину, которого он ограждал от покушений БО, но и по отношению к Николаю II. Азеф подвесил жизни обоих на тонкие нитки, которые изготовил собственными руками».[65]

Как видим, концепция Александра Герасимова имела серьезные изъяны. Отношения в плоскости полиция — подполье становились, таким образом, триарными: полиция — провокатор — подполье. Это превращало провокатора в самостоятельный субъект «любовного треугольника», давая ему возможность манипулировать как подпольем, так и тайной полицией. Довольно рискованное положение и для тех, и для других. Что касается Азефа, то он оказался профессионалом высшей пробы. Редко какому провокатору посчастливилось умереть своей смертью, будучи разоблаченным, но Евно Фишелевичу это удалось. Умер он от почечной недостаточности в 1918 г. в Берлине, будучи сотрудником германского МИДа (что неудивительно, учитывая специфику момента).

Есть основания полагать, что политические проектировщики из Кремля, Лубянки и Старой площади и сегодня сочтут актуальными наработки великого магистра провокации полковника Зубатова. Его idea fix заключалась в создании полностью управляемой оппозиции, периодически зачищаемой, исполняющей роль цепного пса режима, раздирающей за мелкую подачку внутренних врагов империи. Нынешний режим управляемой демократии тем более заинтересован в подобном инструменте. Делать оппозицию управляемой у нас уже научились, однако профессиональный уровень нынешних зубатовцев ни в какое сравнение не идет с мастерством основоположника. Да, мельчают провокаторы, мыслят трафаретно, действуют шаблонно. В результате абсолютно ручная оппозиция становится и абсолютно недееспособной, декоративной. Хотя, возможно, именно такой она и должна быть в условиях современного «общества спектакля» (по Ги Дебору), где главное — это видимость, иллюзия.