было?» — прекрасно соответствовали друг другу. Сестры накрывали раздвинутый стол, Гильермо по-французски говорил Тане, новоиспеченной Доминике, что-то веселое, та сияла испуганной радостью, влюблено кивая каждому слову. Изо всех Марко видел четко только его. Его, еще в альбе поверх белой рубашки, его, рассеянно пробегавшего рукой по слишком длинным волосам — смотреть на него было скверно и стыдно, а не смотреть не получалось, так что Марко снял с полки знакомый по Мессе черный том — тихонько перекрестил сердце и наугад распахнул Писание, прижимая палец к странице. Старый способ, способ бабушки, способ Джампаоло. Способ еще святого Франциска. Спрашивать у Слова Божия, когда совсем прижмет, как кота дверью.
Скажи мне, Господи, что же мне делать в нынешней ситуации. Где выход-то, Господи. Куда девать, как разрешить эту боль.
Продираясь через русские буквы с чужими старинными ятями и твердыми знаками — что же, бабушкин «материнский молитвенник», семейная реликвия, был точно такой же — Марко тупо смотрел на Господне утешение от Матфея, прибереженное Им для Своего бедного ученика на краю русского лета. Смотрел и чувствовал, как на глаза наползают изнутри подлые слезы.
«Не две ли малые птицы продаются за ассарий? И ни одна из них не упадет на землю без воли Отца вашего; у вас же и волосы на голове все сочтены; не бойтесь же: вы лучше многих малых птиц».
Ага, спасибо, Господи.
Спасибо, блин, как выразился бы его новый знакомый Андрюха. Я заметил насчет волос. Очень актуально это, когда спрашивают, что делать, — две малые птицы за ассарий. Один малый мышонок за две монетки. Тут пришла кошка и съела мышонка, которого мой папа на рынке купил. И на то была, несомненно, Его святая воля. Не бойтесь же, вы лучше многих мышат.
— Вы Писание читаете, брат Марко? — подпорхнула сияющая Женя с глазами яркими, как цветы. Марко поспешно захлопнул книгу и натянул на лицо улыбку. Нечего портить хорошим людям праздник.
— Да, сестра… По-русски совсем иначе текст воспринимается. Интересно.
Глава 11
All together now [24]
Поздним утром 24 июля, часов эдак в одиннадцать по Москве, Марко выходил из гостиницы голодный, но наконец-то выспавшийся, по-собачьи потряхивая головой, чтобы вымести из нее остатки недоснившегося сна.
Это был первый солнечный день, выпавший в России двоим социям поневоле; небо совершенно очистилось, только на горизонте маячили мелкие облачка-барашки. Москва тонула в зелени, свет колебал алые флаги, нестерпимо отражался в Гильермовых солнечных очках. Тем сильнее он контрастировал с Марковым сном — странный был сон, оставивший островок тьмы, по ощущению, где-то между желудком и почками.