Риго нимало не смутился его взгляду, поймал его своими глазами и держал так долго, словно притягивая подойти ближе.
— Как это — чего надобно? Я по дружбе зашел. Я-то уже со всем на сегодня закончил, коней обиходил и своего накормил — сеньора, то есть, Эскота — вот и захотелось просто посидеть, поболтать с кем-нибудь… Может, чего-нибудь вкусного выпить.
Жонглерским волшебным жестом он извлек из рукава круглобокую кожаную флажку и пару раз ею заговорщицки встряхнул. Гийомов рот разом наполнился слюной — неведомое чувство разом сказало ему, что налитое там внутри — густое, слабо разбавленное, сладкое. Но он только замотал головой, как святой Антоний, отвергающий искушение:
— Не, благодарствую. Не хочется вином наливаться. Почему бы вам, мессен, не пойти еще к кому-нибудь, к англичанам, например — у них там чуть ли не каждый вечер пьют, и музыканты какие-то… Даже отсюда слышно.
— Англича-ане. Ну их вообще. Я с тобой хотел поделиться… Как-никак, мы люди одного языка, Гилельм.
Золотое искушение — искушение языком — оказалось очень сильным. Гийом даже не предполагал, что это может иметь над ним такую власть. Язык, не тот, что у франков, а наш, которым говорили в Иерусалиме, в Триполи, которым говорит король Ришар… Сидеть рядом и говорить на нем. Читать на нем стихи, рассказывать всю свою жизнь, рассказывать все, что угодно — просто наслаждаясь медом его звучания…
Но лучше с кем-нибудь другим, не с этим человеком. В Риго было что-то явственно не так, хотя Гийом с его коротким разумом никак не мог докопаться — что именно.
— Не… Некогда. Мне до заката еще доспех чинить… и вообще… Скоро мессир Алендрок придет.
Отгородившись именем страшного франка, как щитом, он принялся мешать черпаком в котелке, отскребая пригорающую крупу от стенок. Щеки его горели от жара огня, так что белый крестик опять проступил следом от птичьей лапки. Риго пристально смотрел на этот крестик, насмешливо отмечая что-то про себя. «Иерусалимский откупник». Всем известно, что это за клеймо.
— Эх, — Риго встал, разочарованно потянулся — так что было слышно, как сладко хрустнули у него позвонки. — Ну ладно. Значит, в следующий раз. Коль скоро ты своему сеньору так верен… во всех отношениях… Но надо же иногда и отдыхать. Получать хоть какое-нибудь удовольствие.
— Ты… о чем? — с противным сосущим ощущением в сердце Гийом поднял голову. Он сидел на корточках у огня, с ломаным хворостом в руках; коленки его в растянутых грязноватых шоссах торчали, как лапы у комара.
— А то ты не знаешь, — улыбаясь, как искушение святого Антония, тот смотрел на него через дым; понятно, зачем все время встряхивать головой, если волосы такой неудобной длины: ранее короткая стрижка еще не настолько отросла, чтобы челка заправлялась за уши. Черный, тонкий и красивый, Риго вызывал легкое отвращение. Он в самом деле походил на небольшого ловкого нечистого.