— Они же не только злые. Они могут и с добром! Я вот слышал историю, где энка… где красавицы человека из бедности вытащили, сокровище ему подарили, потому что он был к ним добр и воспитал их ребеночка.
— И такое бывает, — соглашается Раймон, снимая с огня пустую сковородку. — Как ты к другим — так и они к тебе, это, братец, закон такой. Живешь с ними рядом — так давай им жить, и они тебе жить дадут. Мы — тут, а они — там… С одной стороны в мире живем мы, с другой — «девицы» и прочий народец, а с третьей — наши мертвые. Вот я тебе сейчас расскажу…
— Мертвые из мира идут к Богу на суд, — неуверенно вставляет Антуан. Ему не нравится спорить, но приходится: отец Джулиан говорил об этом весьма конкретно и даже принял — а не всякий священник согласился бы принять! — у Антуана скудное подаяние: тайные его накопления на мессу, на настоящую мессу ради прощения его сестренки. Не виновата ведь Жакотта, что ее перед смертью «добрый человек» утешил, малая она была еще — это не то же самое, что «утешение» отчимова брата, когда тот нарочно три дня еды не принимал и отца Джулиана, со Святыми Дарами пришедшего, честил дьяволом и грязным мужиком. Жакотта так не хотела, она и есть просила, просила до последнего! Может, настоящая месса ей из Чистилища ступенечку подставит, чтобы еще немножко ближе, чтобы шаг за шагом, в конце концов…
— Ой, не смеши ты меня. Много ты попов слушаешь, и набрался от них ерунды всякой, — Раймон только машет рукой. — Если бы все души сразу возносились к Богу на суд, то как бы наши душепосланники с ними разговаривали? Вот дядька Симон, мой крестный, — думаешь, легко ему это дается? Он и о сыне своем говорит, когда ему намекают: вырастет как следует — передай ему свое искусство. Нет, говорит дядька Симон, ни за что не передам — не хочу, чтобы парень всю жизнь как я мучился! Потому что всякий раз, когда он с мертвыми разговаривает, через него живого их муки смертные проходят, корчит его, как больного падучей, я сам видел. Настоящий армье, не притворяется… Да и не получится у младшего Симона-то. Его отец на то и родился в ночь на Всех-Усопших, чтобы усопших всю жизнь по левую руку видеть, вот как нас с тобой. И в колокола церковные звонить ему это ни разу не мешает — еще и получше христианин, чем пьяница поп…
Антуан не спорит. Снова кричит ночная птица. Все это тайна, тайна великая — души, наводняющие воздух, не уходящие совсем или уходящие не сразу; Раймон старше его и лучше разбирается, хотя и уверен Антуан, что все души в конечном итоге соберутся на Божий суд — но кто его знает, может, и прав чем-то Раймон. Недаром видит порой Антуан усопшую сестрицу — то в доме, прикорнувшей на их общей кровати, то на выгоне, то у колодца, вздрогнув, узнает ее в ком-то из соседских девчат — а потом приглядишься, нет, не Жакотта: просто похоже упали русые волосы, просто свет и тень сыграли шутку, а может, и прислала сестра короткий привет… из Чистилища.