— У них открытый дом, — рассказывала Евгения.
Лилька не поняла, что это значит, но не спросила. Сама увидит, что это за дом.
— Хозяин — дядя моего отца, профессор-геолог, — говорила тем временем Евгения. Они ехали в метро до станции «Московский проспект». — Его сейчас носят на руках.
— Почему? — не удержалась Лилька.
— Хотят, чтобы он показал, где лежит то, про что никто не знает. Какая-то руда. Его награждают, одаривают.
— Еще бы, — фыркнула Лилька. — Они на нем круто заработают.
Девчонки весело смеялись в лифте, а когда переступили через порог, Лилька почувствовала, как спина согнулась.
— Лилия, что ты скукожилась, как зверек? — улыбалась хозяйка дома. — Не бойся, здесь все свои. Чужих — никого. Хотя наш дом — открытый. — Она улыбалась. — Но войдет в наш дом только свой человек.
Она разозлилась на себя. Почему не может держаться так, как Евгения? Она-то думала, что точно такая, как подруга. Ирина Андреевна покупала им одинаковые платья, брюки, только разного цвета. Все говорили — какие хорошенькие сестрички.
От матери ей почти ничего не перепадало. Как только Ирина Андреевна выписывала премию, Марина Решетникова относила ее на книжку. Потом махала перед носом у Лильки серыми корочками.
— Кое-что собирается!
В общем-то, собралось. Только мать распорядилась по-своему. Попросила Ирину Андреевну через ее знакомых положить в испанский банк. Лилька не знала точно, сколько там денег. Она жаждала их заполучить, но понимала — придется ждать двадцати пяти лет. Вот что устроила ей матушка.
Лилька закрыла шкаф, глаза ее скользнули по антресолям над ним. Она давно собиралась туда влезть и разобраться с «мусором жизни». Теперь придется, даже если не слишком хочется посыпать голову пылью. Хорошо, что не пеплом, фыркнула она про себя.
Лилька встала, подвинула табуретку и влезла.
Коробка из-под туфель упала ей на руки, как только она открыла дверцу. Завязана шпагатом, но в ней явно никаких туфель. Слишком легкая.
Лилька поставила коробку на стол, рассматривая изображенные на торце туфли на платформе. Ничего себе размерчик у матери — сорок первый. Хотелось открыть, но почему-то стало страшно. Лилька не сомневалась, что в ней лежит то, после чего все вокруг изменится.
Но разве она не хочет перемен? Она уже позвонила художнице, именно поэтому полезла ворошить антресольную пыль. Как всегда, одно цепляется за другое.
Ладно, решила она, прежде, чем открыть коробку, проверит все остальное. Мать никогда ничего не выбрасывала — пригодится. Хотя для чего могли понадобиться ее школьные тетрадки или дневники с оценками? Даже на растопку не нужны, в доме давно проведен газ.